Книга Огни Хафельберга, страница 181 – Софья Ролдугина

Искры с нопом, взлетающие к звездам, жадные языки пламени, вылизывающие до черноты человеческие руки, налет пепла на багровых углях.

Знаю.

А вот откуда ты знаешь это, Мартель? — Ну, Шелсон раскопал хроники и… — Нет, я не об этом. Ульрики обернулась к нему. Зрачок у нее был похож на точку и по цвету почти сливался с темно-темно-карей радужной оболочкой. Две куцые смешные косички от висков щекотали кончиками голые плечи.

Откуда ты вообще узнал, что нужно искать в Хаффельберге мертвецов?

Мы… В горле у Мартеля резко пересохло, он потянулся за термосом, но передумал и отдернул руку. Ульрики продолжала смотреть в глаза, не мигая. «Я…» Солгать было невозможно, совершенно нереально, язык постепенно немел, как в кабинете у стоматологов, колобшего слишком много анестетика. «Я видел их…» Губы ульрики тронула тень улыбки.

«Их…».

И Марцель сдался. «Девушек, красивых девушек, которые вдруг начинали гореть и кричать без звука…» — отчего-то добавил Марцель, глядя в сторону. Ветер колыхал в верхушке травы, как огромное изжелто-зеленое море, расплескавшееся от спуска с горы через холмы и к темной громадине леса. Невероятно далеко у самого горизонта упрямо ползла через долину серебряная змея электрички, к черной норе у основания гряды, сочившейся призрачным запахом дыма и острой кедровой смолы.

Дневной свет, нереальный, как на раскрашенных ретро-пленках в фильмах тридцатых годов, лился, кажется, со всего неба одновременно, измеряя от игольных проколов на куполе, и солнце было всего лишь самым большим из них. Мартель зажмурился, вытравливая из головы навязчивую картинку. Ульрики тихо вздохнула и перекатилась по шелестящей траве, прижавшись к нему боком.

«Их можно увидеть лишь тогда, когда реальность становится тонкой, на грани», — прошептала она прямо.

На ухо, закидывая руку ему за спину, на плечо, прикладывая ладонь к виску. Пальцы у нее были горячие, и дыхание тоже.

В сумерках, между днем и ночью, между сном и бодрствованием, когда внезапно просыпаешься один в темноте, на перекрестках, между одной дорогой и другой, в зеркалах, на мостах, между безумием и холодным рассудком, я тоже их вижу, Марцель, Марцель, и чаще всего ту девочку в клетчатой рубашке и широких джинсах, рыжую. — Дани…

Сссс!

Положила ульрики пальцем ему на губы, и Марцель снова онемел.

Не называй их имена.

Ты и так ходишь по грани. Поэтому я и заметила тебя тогда. Я тебя очень долго ждала, Марцель.

Под рёбрами у Марцеля словно пузыри от шампанского забурлили. Он понял, что это смех только когда услышал себя со и испугался сам. — Жуткие какие-то вещи, говоришь? — натужно выдавил он, открывая глаза. Солнечный ретро-эффект уже развеялся, долина стала обычной зеленой долиной, залитой ярким дневным светом. — Шутишь, да? Я даже не могу… — он хотел сказать прочитать тебя, но осекся.

Ульрике не Шелтон, хотя рядом с ней так же спокойно, как и с ним. — Вот чёрт! Хотел бы я понять, что это значит, но я имею в виду всё это! Ульрике шутливо боднуло его в плечо и хмыкнуло.

Поймёшь, если научишься слушать.

А ты, значит, не скажешь? Мартель повернул голову и в упор уставился на Ульрике, как раньше она на него. — Предположим, я хочу дать тебе выбор? — загадочно ответила она. И прежде, чем Марцель что-либо спросил, добавила «Ты же не хочешь, чтобы я опять говорила сейчас жуткие вещи, да?» В голове у нее был огонь, пожирающий Хаффельберг.