Книга Огни Хафельберга, страница 64 – Софья Ролдугина

Пользуясь расположением старой монахини, он сначала развел ее на приглашение в трапезную, потом на кружку очень вкусного травяного чая, а затем и на душевный разговор, вскоре свернувший на оврике.

А я ведь помню, как она появилась здесь.

Сестра Анхелика пригубила чай из своей чашки, расписанной мелкими голубыми цветочками, и улыбнулась.

Дело было три года назад. Я как раз гуляла по Центральной площади. Была ярмарка, только не для туристов, а наша, и люди вокруг бродили только знакомые — Анна Линден, Майнхарды.

С младшенькими, Штраубе, еще Гюнтеры тогда с детьми гуляли. Офицер Вебер, конечно, за порядком присматривал. Торговые ряды, маленькие такие, всего десяток ларечков, и все друг друга тоже знают. Только вот Хайнсы новенькие были, и вот двое из Тюрберга приехали.

И все ходят, прицениваются только, потому что раннее.

Утро и солнышко светит, а всем погулять охота. И вдруг в конце улицы той, которая выходит на дорогу к станции, появляется она — Ульрике, такая тоненькая, в черном плащике, с одним рюкзачком, выходит на середину площади, прямо в гущу ярмарки и громко так спрашивает, аж на всю площадь. — Кто здесь знает, где живёт Бригитта Кауфер? А я тогда ближе всех стояла. Возьми да и скажи ей, я, мол, знаю.

И что? Марцель подался вперёд, жадно впитывая воспоминания и впечатления. Ульрики трёхлетней давности почти не отличалась от Ульрики нынешней, разве что была менее загорелой. В памяти сестры Анхелики Ульрики смотрела на город удивлённо и с лёгкой обидой, словно жила здесь когда-то давно и теперь никак не могла узнать вроде бы знакомые с детства улочки. Но голос, сами модуляции речи были точь-в-точь такими же, как и сейчас.

— Я её и провела к дому фрау Кауфер, — вздохнула монахиня. — Фрау Кауфер, помнится, тогда совсем плоха стала. Соседки её звали, прости Господи, Старой Стервозиной.

Она каждый божий день скандалы закатывала. Мне тоже открывать не хотела. Ругалась все из-за двери. Потом, правда, вышла. А как увидела Ульрики на пороге, так и сразу переменилась в лице и притихла. Ульрики тогда заулыбалась и говорит «Давно не виделись, Брита, совсем ты старенькая стала». А та в слезы.

Обнялись они, а я потихоньку и ушла, потому что лишняя там была совсем. С тех пор ульрике у Бригитты Кауфер живет. Она ей то ли родная внучка, то ли троюродная, никто не знает, в общем, а сама фрау Кауфер не говорит. Но я-то помню, какая она в молодости была, ну, вылитая ульрике, только Бригитта черненькая, а эта вишь посветлей, волосы у нее рыжеватые, а на лицо похожи, да.

И сестра Анхелика погрузилась в воспоминания. Мысли её текли ровно и спокойно. Марцелю тоже стало спокойно. Тревоги словно остались далеко, за каменными стенами монастыря. И что-то подсказывало, что, вздумая он сейчас прогуляться по тёмным коридорам, ничего опасного бы ему не встретилось.

Без десяти семь зазвонил большой колокол, и сестра Анхелика спохватилась, что пора идти к вечерней службе, и музей уже час как должен быть закрыт, а молодой профессор так и корпит до сих пор над древними источниками. Марцель клятвенно заверила её, что сию секунду же пойдёт и выведет Шелтона из монастыря, а дверь музея закроет на ключ, который аккуратненько спрячет под коврик. «Да-а-а», задумчиво взвесив в руке отданной сестрой Анхеликой под честное слово ключик, протянул Марцель.