Книга Огни Хафельберга, страница 71 – Софья Ролдугина

И Кону от чего-то хочется подчиниться. Он смутно осознаёт, что это желание не его, Оно как будто навязано извне, и вместе с тем чувствует дружелюбие, интерес, восторг, облегчение, надежду, злость, всё одновременно и всё чужое. «Хорошо, пойдём», — соглашается Конн и вкладывает руку в протянутую ладонь. Обычно прикосновения ему неприятные, но не сейчас. Кожа по-прежнему запредельно чувствительная, от каждого прикосновения мурашки по спине и слабость в ногах, однако без привычного привкуса боли или отвращения.

Как будто трогаешь сам себя. Парень на секунду замирает, а потом вдруг по-змеиному резко припадает к руке Кона, прижимается к ней щекой. Щека гладкая, нежная, как у ребенка, похоже, бриться ему еще не приходилось. В голове у Кона начинает звенеть от избытка ощущений. «Охренеть!», — делится фрик впечатлениями через четырнадцать секунд и, наконец, отлипает от чужой руки.

Кону уже все равно. Его сознание словно распалось на полторы сотни зеркальных осколков, и в каждом отражается что-то свое. Какая-то часть разума продумывает последствия убийства людей из Шельдерской группировки, другая пытается проанализировать неожиданного спасителя и понять, откуда он взялся, третья методично перебирает варианты дальнейшего поведения, а фрик тащит его вглубь городских трущоб и тараторит безумлку.

«Сначала я услышал ее. Она такая же, как я, только хуже. «Недоделка, но она громко думала про тебя, и я услышал тебя у нее в голове, и пошел за ними, и услышал тебя». Не оборачиваясь, рефлектор нажимает запястье Кона, потом скользит пальцами вверх, забираясь под рукав водолазки. У фрика инстинкт — обтрогать, общупать с головы до ног жесткими мозолистыми ладонями, впитать тактильные ощущения.

Кон чувствует, что за этим стремлением стоит нечто большее, словно через прикосновение этот странный парень изучает его, разглядывает или, иногда, просто благоговейно слушает, тянется за впечатлениями, как заядлый курильщик в нервный момент за сигаретами. — Ты, ты потрясающий, правда, меня как водой окатило, я до этого уже несколько месяцев совершенно чокнутый ходил, меня где только не мотало, а тут, как якорь, и все, я спокоен, я могу чувствовать, где я, а где остальные, разделять, Как будто ты — барьер между остальными и мной.

И это, знаешь, такой кайф, просто неописуемый — быть собой. Но не успел я обрадоваться, когда вдруг та стерва подумала, как именно тебя будут убивать. И я понял, убьют ведь, и даже не поймут, на кого руку подняли.

А я ведь тебя даже толком распробовать не успел, все равно что слизываешь с десерта взбитые сливки, самую верхушку, а остальное прямо из рук вырывают. «И меня как перемкнуло! Нельзя упускать, надо отбить!» Ну, я и отбил, как сумел. Конн вслушивается взбивчивый монолог и с каждой секундой все яснее осознает, что его неожиданный спаситель не идиот. Он странный, очень нервный, совершает нелогичные и пугающие поступки, не имеет представления о личном пространстве собеседника.

Он кажется сумасшедшим и перескакивает с темы на тему как ребенок, но речь у него богатая, правильная и осмысленное. «Что теперь делать будем?» Кон спрашивает по инерции, больше у самого себя. Но парень неожиданно тормозит и всерьез задумывается. «Прятать тебя?» — выдаёт он неожиданно.