Книга Пойдем со мной, страница 12 – Рональд Малфи

– Может, поедешь со мной? – предложила Трейси вечером накануне ее отъезда домой. – Оуэн в отъезде, но дети будут тебе рады.

– Не думаю, Трей. Не сейчас.

– Мне не хочется оставлять тебя одного.

– Ты не можешь вечно со мной нянчиться.

– Еще слишком рано. Жаль, я не могу побыть с тобой подольше.

– Ты достаточно со мной побыла. Я это ценю. Но у тебя есть своя семья.

– Ты моя семья, Аарон. Мой младший брат.

Я устало улыбнулся.

– Спасибо, Трейси.

– Боже, Аарон. Какой бред, да?

На долю секунды черты ее лица смягчились. Но потом она снова взяла себя в руки, обняла меня и сказала тоном, который обычно используют при общении с умственно отсталыми:

– Послушай меня, Аарон. Если передумаешь, в моем доме всегда найдется свободная спальня. Тебе это известно. Можешь жить у меня столько, сколько нужно.

– Знаю, – ответил я.

– Еще я составила для тебя список ежедневных дел.

– Шутишь?

– В нем то, что ты должен не забывать делать, например есть, принимать душ, дышать. Не торопиться. Такого рода дела. Я прикрепила его на холодильник.

– Ты ведешь себя как мама, тебе это известно?

Мы сидели на диване и пили пиво. Я взглянул на ее руки и испытал приступ ностальгии по детству.

– Я просто хочу, чтобы ты не забывал делать базовые вещи. И не сиди постоянно дома. Ходи гулять, хотя бы по району. Грейся на солнышке. Будь активен. Горе ненавидит тех, кто в движении.

– Не переживай, Трей. Обещаю есть и дышать. И делать все остальное. У меня же есть работа. Буду снова работать.

Именно это я и делал, Эллисон. По крайней мере, какое-то время. На момент твоей смерти я перевел половину книги Огавы Шинсюкэ с японского на английский^[2]. Ты знаешь, я всегда был увлечен своей работой, но сейчас я вцепился в этот роман, как утопающий хватается за спасательный круг. На нашем первом свидании, когда я сказал тебе, что зарабатываю на жизнь художественными пе-реводами с японского, ты подумала, что я тебя разыгрываю. Возможно, я был похож на ученого, но ты не ожидала, что белый парень из пригорода Мэриленда специализировался на японской литературе, практиковался в написании японских иероглифов с тщательностью и самоотверженностью хирурга, получал удовольствие от умственной гимнастики поиска общего в двух языках, у которых нет этимологического сходства.

– Именно чужеродность языка делает его таким прекрасным, – объяснял я тебе. Как ни странно, ты меня поняла.

Кроме того, работа стала временной передышкой от моего горя. Когда я перевожу и использую японский язык, в моем мозгу словно щелкает переключатель, и сознание изменяется. В течение нескольких недель после твоей смерти я выяснил, что этот другой Аарон каким-то образом остался таким, каким был, в то время как реальный Аарон – твой муж, то есть я – превратился в призрак, который спит урывками по два часа в сутки и тенью бродит по мрачным коридорам нашего дома. Не хватало только цепей, чтобы греметь ими и пугать детей. В это время я полностью погрузился в другого Аарона. Я позволил ему взять верх. Не только во время работы, но и в повседневной жизни. Другой Аарон принимал душ за меня, ел за меня, ходил в продуктовый магазин, оплачивал счета. Он надевал ветровку и тапочки и шел по нашей подъездной дорожке, чтобы забрать почту. Он думал и действовал по-японски, незнакомец, которого не затронуло горе, искалечившее меня. Все аспекты страданий и человеческих слабостей были ему абсолютно чужды.