Книга Пока любовь растворяется в воде, страница 82 – Фульвио Эрвас

— Чем именно занимается инженер-эколог? — спросил Стуки.

— Я пытаюсь сделать так, чтобы мир не стал хуже.

— И получается?

— О да! Даже если тех, кто ему вредит, гораздо больше, чем тех, кто о нем заботится.

— То есть, можно сказать, что твоя работа не решает проблемы.

— Так же, как и твоя работа следователя. Найти убийцу не лишит его стремления убивать.

— Согласен.

— Кофе?

Стуки слышал, как Елена открывала и закрывала ящики на кухне.

— Сфотографируешь для меня цветущие кактусы? — крикнула она ему.

— Мне нечем фотографировать.

— А сотовый?

— Мой? Он у меня допотопный.

— Это ты еще моего не видел, — отозвалась Елена.

Женщина вышла из кухни, неся на миниатюрном подносе кофейник, две чашечки и сахарницу.

— Послушай, я хотел тебя спросить, — проговорил Стуки. — Почему ты не пригласила меня посмотреть на цветы вечером? Так сказать, в свете вечерней зари.

— Вечером Микеланджело дома.

Такая близость их лиц, такое мягкое касание теплых, податливых губ со вкусом кофе…

Это был поцелуй, стремительно распахнувший заржавевшие врата памяти, читающий дневник первой любви, теплый и уютный, как старое, одно на двоих, бабушкино одеяло, интимный, как общее дыхание, ароматный, как только что распустившийся цветок, и бесконечный, как безбрежная гладь океана.

Это всего лишь поцелуй, Стуки!

Несколько секунд они не шевелились.

«Завтра возьму выходной на весь день», — решил инспектор.

Комиссар Леонарди не поверил своим ушам. Что? Они в самом разгаре такого сложного расследования, а он, Стуки, вздумал отдыхать?

— Всего один день, — настаивал инспектор Стуки.

— И какие же у вас неотложные дела? — язвительно спросил Леонарди, зная наперед, что ответа он не получит.

Шагая по коридору, Стуки блаженно улыбался. Он встретился взглядом с агентом Сперелли, который поднял вверх большой палец: все окей!

— Так, значит, это старая Бельтраме распространяет фотокопии по всему городу? — спросил Стуки.

— Нет, — ответил Сперелли, — она вышла из дома вместе с дочерью, но вскоре они расстались, и мать пошла одна в продуктовую лавку за покупками.

— Вы не подумали проследить и за учительницей тоже?

— Вы нам не сказали…

«В таком случае, ты это заслужил, — подумал инспектор. — Вы все это заслужили: чтобы я сел в кресло и больше пальцем не пошевелил. Ну и получайте!»

Любовь растворяется в воде, как соль и сахар, которые нет никакого смысла смешивать вместе. «Никогда не исключайте ни одной комбинации», — так любил повторять фармацевт. Он был весьма привлекательным мужчиной, гибким, как сороконожка. Эксперт по водным и спиртовым растворам, порошкам и микстурам.

Он владел лучшей аптекой в городе. Старинный прилавок восемнадцатого века из мореного дуба, стеклянные витрины с аптечными банками, наполненными лекарствами и украшенными этикетками с готическими надписями: они были в состоянии излечивать больных уже одним своим видом. Казалось, что продавцы аптеки скользили на воздушных подушках, изящно предлагая клиентам сироп от кашля или мазь от геморроя и улыбаясь даже тогда, когда ваш экспресс-тест на уровень глюкозы в крови кричал от боли.

Та же серафическая невозмутимость олицетворяла философию владельца аптеки — довольно приятной сороконожки. Он был глубоко убежден, что раз его заведение держится на боли, то оно не предназначено для полного избавления от нее человека, а лишь для ее смягчения. «Ведь если мы полностью излечим все болезни, отпадет необходимость в аптеках, — говорил фармацевт. — Мы разбавляем боль, аптека сама по себе — отличный растворитель».