Книга Отдаленные последствия, страница 230 – Александра Маринина

Ну что ж, какая-то часть плана не удалась. Ничего, не катастрофа. Посмотрим, что еще можно выкрутить из ситуации.

Настя успела кое-как подготовиться дома, изучила официальный сайт и постаралась запомнить лица и имена. Вот пришла декан факультета, села за овальный стол напротив Димуры, рядом с завкафедрой Алякиным. А вот и ректор пожаловал собственной персоной, вошел вместе с проректором по научной работе. Как же на таком высоком собрании доверили основной доклад обычному аспиранту? Или это такая завуалированная демонстрация пренебрежения к покойной Стекловой? Впрочем, времена меняются. Когда-то такое казалось невозможным, но теперь все иначе. Раньше казалось невозможным многое из того, что сегодня происходит каждый день и на каждом углу. И в вузах, и в полиции, и во всей стране вообще.

Слово предоставили ректору, и Настя приготовилась слушать.

«Эта работа не для меня, – говорил себе Антон Сташис, шагая по коридору в сторону кабинета Зарубина. – Я переоценил свои силы, когда думал, что смогу продолжать служить в розыске, имея на руках двоих детей, растущих без матери».

Вот уже который день он не мог полностью сосредоточиться на делах, потому что в мозгу бесконечно и беспрерывно крутились мысли о детях и о той опасности, которой они ежедневно подвергаются. Такое и раньше бывало, но чтобы с такой силой, с таким постоянством… Три страшные буквы «ДТП» горели в голове адским огнем, сжигающим все здравые рассуждения. Рассеянный, погруженный в себя Степан. Лихая Василиса, разъезжающая со своим Толиком на байке, да еще зимой. Перед глазами вставали картины – одна другой ужаснее: искореженные автомобили, переломанные тела, разбитые головы, кровь… Антон корил себя за то, что стал невнимательным и забывчивым, утратил способность концентрироваться. Вчера, например, не мог вспомнить фамилию Тремасова, потом ухитрился напрочь забыть забрать видео с камер у охранника дома Чекчурина, хорошо, что Витя вовремя подсказал. Так нельзя работать.

Почти каждое преступление, раскрытием которого он занимался, Антон Сташис невольно примерял к своим детям. Хорошо еще, что таких, которые по-настоящему задевали его отцовские чувства, было не очень много. То есть в реальности их, конечно, огромное количество, но до МУРа они, как правило, не доходят, остаются у оперов «на земле». Для того, чтобы дело об убийстве забрали на Петровку, нужны серьезные основания, и крайне редко эти основания имели отношение к поведению подростков. Главным источником опасности для Васи и Степки их отец считал наркотики, постоянно был настороже, присматривался, но обычно удавалось успокоить себя тем, что обойдется. Василиса – умная и ответственная девочка, у нее хватит мозгов не поддаться соблазну. Со Степаном сложнее, он – вещь в себе, замкнутый, предпочитающий компьютер любому общению, и Антон беспокоился, наблюдал за сыном, как мог, но ни периодов чрезмерной активности и воодушевления, ни внезапной необъяснимой вялости и сонливости пока не заметил. Хотя много ли он может «наблюдать и замечать» с такой работой, при которой спасибо еще, если удается поспать дома?

С этим страхом Сташис худо-бедно научился справляться. Он все-таки верил в своих детей, верил в их благоразумие и волю. Такая вера спасала. Но только до недавнего времени. Васька постепенно отрывается от дома, взрослеет, у нее складывается собственная жизнь, и она все меньше бывает на глазах у отца. Степа вступил в трудный возраст, когда старшие начинают раздражать и бесить, а все, что они говорят, принимается в штыки и отвергается без всякого осмысления. А тут еще эти истории с ДТП! Антон не в теплице вырос и, конечно же, прекрасно знал статистику по Москве, но не считал нужным вникать в конкретные обстоятельства. У него, в конце концов, есть своя работа, свои обязанности. Теперь же невольно пришлось погрузиться в детали, обдумывать их, обсуждать, – и вот результат. Постоянная, круглосуточная, изматывающая, изнуряющая тревога за детей, которая лишает его способности нормально мыслить и не забывать того, что нужно держать в голове. От этой тревоги он не мог ни есть с аппетитом, ни крепко спать.