Книга Отдаленные последствия, страница 266 – Александра Маринина

«Вот же козлина этот Есаков, – беззлобно думал Сергей, ожидая в приемной генерала Большакова. – Насмотрелся дешевого кино и думает, что может такими тухлыми приемчиками карьеру сделать. Сначала пытал меня насчет Вишнякова, потом попробовал его заложить, потом решил самолично раскрыть три мокрухи за раз, полез поперек «гестаповцев», кусок идиота. Повезло ему, что у меня других проблем по уши, уже ресурса не осталось, чтобы вкручивать ему болты по самое не балуйся. А стоило бы».

– Проходите, Сергей Кузьмич, – послышался голос адъютанта.

Зарубин вошел в кабинет и сразу наткнулся глазами на неподвижное, бесстрастное лицо Константина Георгиевича. Ни слова. Ни приветственного кивка. Ни сердитого взгляда. Молчание.

А чего вызывал тогда?

– Здравия желаю, товарищ генерал, – осторожно произнес Зарубин, не понимающий, чего следует ожидать и как себя вести.

– Здравия желаю, товарищ полковник, – ответил Большаков ровным голосом, в котором не было ни одной эмоции. Ну просто ни единой. Будто автомат разговаривает. Робот.

Ну и дальше что? Докладывать? Отчитываться? Объясняться насчет Есакова? Или что?

– Ознакомьтесь с приказом и распишитесь, – продолжал Большаков, протягивая ему какую-то папку.

«Блин, меня увольняют, что ли?» – с ужасом подумал Зарубин. Ничем иным такое поведение генерала объяснить он не мог.

В груди противно екнуло, когда он взял в руки папку и открыл. Внутри – распечатанные на принтере фотографии и короткая информация: фамилия, имя, отчество, год рождения, принят на службу, уволен из органов внутренних дел… Женщины. Молодые, от двадцати с небольшим до сорока.

Слава богу!

– Ставлю вас в известность, что в отношении старшего лейтенанта Есакова началась служебная проверка.

– Из-за вчерашнего инцидента с УСБ?

Генерал молча указал пальцем на папку и начал вещать какие-то прописные истины о недопустимости нарушения прямого указания начальства, о соблюдении правил разграничения полномочий между подразделениями и службами, и все в таком духе. Одним словом, нудно и последовательно пересказывал чуть ли не наизусть содержание внутренних приказов и инструкций. Зарубин понял, что ему дают время. Главное – не говорить лишнего и вовремя поддакивать или квакать что-то необязательное вроде «Так точно!» или «Виноват, будет исправлено».

Он вытащил телефон и нашел фотографию композиционного портрета, составленного после сравнения кадров с видеокамер, на которые попала загримированная наружница. Особых надежд, само собой, не возлагал, ибо, во-первых, композиционный портрет и фотография живого человека – две большие разницы и одна маленькая, даже если фотография не любительская, а официальная, сделанная для личного дела и служебного удостоверения; а во-вторых, предположение о том, что искомая дамочка является бывшим сотрудником наружки было сделано чисто умозрительно и никакими фактами пока не подкреплялось. Все строилось на доверии к наблюдательности Вити Вишнякова да на буйной фантазии Ромчика Дзюбы, под влияние которой подпал в данном случае даже рассудительный Тоха Сташис.

– Так точно! – выпалил Сергей, переворачивая очередной листок.

Умозрительно-то – да, наверное, однако ж вот она, красавица, собственной персоной. И не так уж отличается от результатов компьютерной обработки. Ну, хоть что-то технари научились делать.