Книга Дебютная постановка. Том 1, страница 87 – Александра Маринина

– Разумеется, – ответил я, еще не понимая, о каком деле идет речь. – Мы всегда рассматриваем дела объективно и беспристрастно, руководствуясь партийной совестью и внутренним убеждением.

– Не сомневаюсь, Василий Сергеевич, не сомневаюсь.

Он пожевал губами, отхлебнул чаю из стакана в мельхиоровом подстаканнике. Потом продолжил:

– Слушание дела придется закрыть. Никого из посторонних быть не должно. Никаких родственников, соседей, друзей и знакомых. Только участники процесса.

Это мне сразу не понравилось. Со слов Логунова выходило, что дело в моем суде будет слушаться по первой инстанции, хотя для этого существуют районные народные суды, а в областном рассматриваются кассации или надзорные дела. Для того чтобы дело слушалось сразу на уровне области, оно должно быть повышенной важности: особо тяжким, имеющим политическую окраску либо расстрельным. Правда, статья 40 Уголовно-процессуального кодекса позволяла вышестоящему суду принять к своему производству в качестве суда первой инстанции любое дело, подсудное нижестоящему суду, но для этого должны существовать хотя бы минимальные основания. Проводить закрытые процессы можно только по делам, где фигурирует государственная тайна, а также по половым преступлениям или если подсудимым является несовершеннолетний. Но гостайна в областном суде – это крайне маловероятно. Значит, либо малолетка, либо изнасилование или развратные действия. Еще мог быть, конечно, гомосексуализм, но, опять же, областной суд такому извращению не по рангу, 121-ю статью слушают по первой инстанции в районных судах, и случается такое раз в сто лет, а до второй инстанции дело вообще никогда не доходит. Разве что в подобном безобразии виновен член партии, занимающий высокий пост… Тогда понятно, что дело во избежание огласки лучше забрать из района наверх.

– Слушаю вас внимательно, товарищ первый секретарь, – осторожно сказал я.

– Речь идет об обвинении некоего Виктора Лаврушенкова в убийстве певца Астахова.

Ах вот в чем дело! Я с облегчением выдохнул. От прокурора области я уже слышал, что дело было на особом контроле на самом верху, потому что Брежневу очень нравился этот певец. Честно сказать, я не знаток и оперу не люблю, но моя супруга была от него в восторге и часто просила достать билеты в Большой театр, ходила с подругами, такими же поклонницами Астахова. Следствие вел Полынцев Аркадий Иванович, лучший следователь в прокуратуре области, и я по опыту знал, что если уголовное дело пришло от него, то в нем не будет ни сучка ни задоринки. Прокурор говорил, что обвинение предъявлено человеку с явными признаками тяжелого психического заболевания, что и подтвердила стационарная судебно-психиатрическая экспертиза, которую проводили не где-нибудь, а в институте судебной психиатрии имени Сербского, в компетентности которого ни у кого не может быть ни малейших сомнений. Никакими гостайнами, высокопоставленными подсудимыми, изнасилованными девицами и несовершеннолетними преступниками тут даже и не пахло.

Я совершенно успокоился.

– Такое уголовное дело вовсе не требует закрытого судебного заседания. Насколько я понял, расследование убийства Астахова вызывало пристальное внимание руководства, и будет только лучше, если вся общественность узнает, что преступление в отношении известного певца успешно раскрыто и виновный понес заслуженное наказание, – уверенно сказал я. – Не вижу оснований закрывать процесс.