Книга Человек, который умер смеясь, страница 15 – Дэвид Хэндлер

— Вы Стюарт? — повторила она.

Я кивнул. Солнце светило мне прямо в глаза — приходилось щуриться.

— А я Ванда.

Мы обменялись рукопожатием. Рука у нее была худая и загорелая. Ванда Дэй выглядела выше и стройнее, чем на фотографиях. Когда-то ее светлые волосы были длинными и прямыми, но теперь она носила короткую стрижку с косым пробором, а одна прядка завивалась на лбу как запятая. На ней было свободное красное платье-футболка, перетянутое широким поясом, и босоножки на высоком каблуке. Ноги и щиколотки у Ванды до сих пор были потрясающие — никто так здорово не выглядел в микро-миниюбке, как она. И необыкновенно пухлая нижняя губка, которой она прославилась, снимаясь в рекламе блеска для губ «Ярдли», тоже никуда не девалась. Тогда она красила губы в белый, а теперь вообще никак. Ванда обходилась почти без макияжа и вообще без украшений, и вид у нее был малость потрепанный. Наверное, это неизбежно после двадцати лет жизни на всю катушку и двух нервных срывов. У нее были морщинки на шее и вокруг темно-карих слегка раскосых глаз, в которых сквозила настороженность.

Ванда села рядом со мной в складное парусиновое кресло с надписью «Санни» на спинке.

— Нам надо поговорить, Стюарт.

— Стюартом меня только мама зовет.

— А остальные как?

— Хоги.

— Как Кармайкл?

— Как сэндвич.

Ноздри у нее раздулись.

— Должна вас предупредить — у детей знаменитых комиков обычно плохо с чувством юмора. Мы слишком много плачем, чтобы смеяться.

— Почему тут все разговаривают будто цитатами из песен Барри Манилоу?

— А вы не очень приятный тип.

— Лулу я нравлюсь.

— Это ваша жена?

— Я разведен.

— Подружка?

— Единственная.

Лулу лежала рядом со мной на мощеной дорожке, задрав лапы вверх и высунув язык. Я почесал ей живот, и она застучала хвостом.

Ванда слегка оттаяла.

— А, поняла. — Она наклонилась погладить Лулу и поворковать с ней, потом скорчила рожицу. — Слушайте, у нее как-то неприятно из пасти пахнет…

— У Лулу странные вкусы в еде. — Я заметил на коленях у Ванды толстый учебник. — Я слышал, вы учитесь на агента по недвижимости?

— Да. Может, даже доучусь. Вы никогда не завидовали людям с неизлечимым раком, а, Хоги?

— Да нет вообще-то, не приходилось.

— А я завидовала. Какое потрясающее ощущение, какая свобода — не беспокоиться о том, как провести оставшуюся жизнь. Нет никакой оставшейся жизни. Времени осталось совсем немного, можно просто расслабиться и наслаждаться. А потом умереть. Как прекрасно.

— Это может оказаться не так уж прекрасно.

— Почему?

— Ну, из вас могут трубки торчать. И может быть больно.

— Да уж не хуже, чем вот это все, — тихо сказала она, глядя на окружавший нас мемориальный парк знаменитых комиков пятидесятых годов имени Санни.

— Я думал, вы помирились или что-то в этом роде.

— О да, помирились.

— Я бы хотел задать вам несколько вопросов.

— Именно об этом я и хотела с вами поговорить. Сказать вам, что я против этой книги. Это его идея, не моя. Я не хочу в этом участвовать. Я была бы вам очень благодарна, если б вы вообще меня не упоминали.

— Это невозможно. Вы слишком большая часть его жизни.

— Я могу вам заплатить.

— Нет, спасибо. Я уже подписал контракт. Но почему?

— Почему? Ванда достала из сумки сигареты и спички и закурила. — Есть вещи, которые лучше не трогать. — Она глубоко затянулась и медленно выпустила дым. — Понимаете, Хоги, я совершила много сомнительных поступков с множеством сомнительных людей. Не то чтобы я этого стыдилась, но все-таки не хочу, чтобы весь мир читал, с кем я там трахалась. Это не их дело. Вы меня понимаете?