Книга Когда трещит лед, страница 41 – Алеся Кузнецова

– Маша какой-то своей женской интуицией нашла правильную нить. Никто ведь не обратил внимания на дату. Да мы, наверное, и не знали их дат. Как-то не принято у нас было отмечать что-то, кроме дней рождений. Ну, дату свадьбы родителей еще, может. А Маша попросила принести их личные письма. Помнишь, мама хранила в шкатулке с розами те письма, что они друг другу писали, пока папа служил. Ты удивишься, но наш отец, такой жесткий и безжалостный к конкурентам, оказался романтиком. Это была дата их первой встречи. И он поехал заранее в Питер лично, внес стопроцентную предоплату, и этот день должен был стать только их днем. Он не мог перенести ту поездку даже на сутки, как просила мама. Он готовил сюрприз для нее. И именно поэтому не сказал, что они едут в Питер, город, где впервые встретились, наблюдая за разведением мостов. Мосты в ту ночь развели, и на воде из горящих фонариков появились их имена. А на одной из питерских крыш был накрыт ужин, сидели наготове музыканты. Организатор не знал, что они погибли днем. Ему оплатили все заранее, и он просто сделал, как было оговорено. Обратной связи отец не оставил. Только когда Маша разыскала организатора десять лет назад, он узнал, почему к нему так и не доехали гости. Маша привезла фотографии, сделанные им тогда. Он правда все устроил для них очень красиво. Позже мы наняли его для организации нашей с Машей свадьбы. А авария – это роковая случайность. Они разбились в ста километрах от Питера. Значит, мама уже знала, куда они едут и зачем. Она умерла счастливой.

– Спасибо, что рассказал. Я о них часто думал. Обвинял отца, что из-за своей работы и бизнеса он забывал о маме. А месяц назад приступил к письму отцу. Я писал его вечерами почти неделю. Это было даже не письмо, а целая тетрадь. Я начал с обвинений, но к концу тетради вдруг понял, что, несмотря на все мои детские суждения, не было в его жизни никого ближе и дороже мамы и нас, а все, что он делал в этой жизни, он делал для нас или ради нас. Я многое вспомнил, проанализировал и понял, что чем больше злился на отца, тем больше боли причинял самому себе. Я думал, что если бы тогда встал на сторону матери и заставил остаться ее дома, как она и хотела, то ничего бы не случилось. Но я сделал вид, что сплю. И потом я всю жизнь только и притворялся спящим. Я словно запрещал себе жить, понимаешь? Я исписал почти всю тетрадь, пока кое-что смог понять. Там осталось еще свободных полстраницы, и теперь я знаю, чем закончить письмо. Это ведь только от нас самих зависит, разрешим ли мы себе быть счастливыми, да? Судьба может быть такой, какой мы хотим? Ты ведь смог стать счастливым?

– Смог. Но мне повезло больше: у меня было о ком заботиться – о младшем брате. И от меня требовалось помочь найти ему свой путь в жизни, а еще сохранить нашу семью и бизнес отца. С первым я, кстати, плохо справился.

– С первым не смог бы справиться никто. Я сам запретил себе искать свой путь и пошел проторенной широкой дорогой.

– Я переживал за тебя. Но знал, что в тебе есть та же сила, что была в отце, и та же гибкость, свойственная маме. Ты всегда отличался от всех, и я знал, что в тебе скрыты огромная воля и талант. Я был уверен, что ты справишься.

Они еще долго говорили, сидя в маленьком деревянном доме, затерянном среди русской тайги. И никто бы сейчас не признал в этих искренних людях со своими слабостями жесткого московского бизнесмена и успешного международного бизнес-консультанта.