Книга Стамбульский ветер, страница 92 – Алеся Кузнецова

– Только бы не было слишком поздно. Она должна жить, мама!

Я вытерла слезы и обняла сына на заднем сиденье. Марго оставила свою машину на парковке и села за руль на место Тимура.

Я вызвала скорую, пришлось немного приврать. Сказала, что я ее мама. Иначе бы скорая не поехала.

Утром наберу знакомому следователю, – бросила на нас взгляд через плечо мама.

– Зачем?

– Вне зависимости от исхода событий, вы же понимаете, что вам будут шить доведение до самоубийства и придется потаскаться по органам.

– Только бы она была жива, – повторял Тимур и я словила себя на мысли, что и сама не переживу, если с ней что-то случится.

– Жми на газ, если можешь.

Марго ловко маневрировала между машинами и ускорялась, где было возможно. Тимур снова набрал на номер мужа и растерянно посмотрел на меня:

– Он на месте… Она все-таки… – Он не смог договорить – только закусил губу и сжал мой локоть так, что я едва не вскрикнула.

В ответ мои пальцы сжали его ладонь. Мы подъезжали к ее дому и где-то за окном уже горели синие проблесковые маяки скорой, а мне казалось, что эта восьмая ночь вонзается в нас, как нож.

Но если еще можно успеть – я должна верить, что утром все будет иначе. Где-то рядом выл сиреной город – но мне хотелось верить, что эта сирена – не прощание, а шанс.

Дверь квартиры была лишь прикрыта. В прихожей стоял густой запах дешевых духов, пыли и чего-то еще – липкого страха, если бы он умел пахнуть. Мы втроем вошли почти молча. Тимур первым увидел на столе сложенный пополам белый листок, который выделялся на темном дереве стола, словно чужая злая насмешка.

Он развернул его, и я сразу узнала этот ломаный, нарочно старательный почерк Милены:

"В моей смерти прошу винить Тимура Л. – он знает, что сделал. Пусть теперь живет с этим.""Я больше не могу так жить. Тимур постоянно унижал меня, говорил, что я – никто и звать никак. Угрожал выгнать меня на улицу, на помойку, где и подобрал меня, как он выражался. Он отнял у меня всё, даже смысл бороться. А я ради него предала мужа. Прошу все, что останется, все мои вещи передать моему мужу – он всегда был рядом, только он меня любил по-настоящему."

Я почувствовала, как леденеют ладони. Слова врезались в меня так же, как и в сына – я видела это по тому, как Тимур вцепился в этот клочок бумаги.

– Господи, Милена… – выдохнула я. Я подозревала, что она способна на грязные игры, но не думала, что зайдет так далеко. Сзади Марго шумно втянула воздух сквозь зубы.

– Ну и стерва, – процедила она. – Знала, что делает.

Тимур не ответил. Он стоял, сжав записку так сильно, что казалось, бумага вот-вот хрустнет и порвется.

Я шагнула к нему, хотела коснуться его руки, но в этот момент из темноты коридора выплыл он – муж Милены. С опухшими глазами, в мятой футболке, с перегаром, который забивал весь остальной запах. Он посмотрел на Тимура и ухмыльнулся:

– Ну че, нашел? Видел? – в его голосе было что-то звериное. – Читал? Вот теперь все честно, понял? Теперь плати.

Тимур сунул бумажку в карман, но муж Милены заорал:

– Куда? Положь на место улику!

– Ты что, сам тоже в этом участвовал? – спросила я и сама удивилась, как тихо это прозвучало.

Он даже не посмотрел на меня. Только подошел ближе к Тимуру:

– Ты думаешь, она одна это придумала? – он зловеще хмыкнул. – Она умная, но детали мы вместе продумали. Не соскочишь!