Книга Дурная кровь, страница 81 – Дженнифер Линн Барнс

Произнеся эти слова, я осознала, что всегда существовала какая-то часть меня, которая считала, что, если бы мы с мамой были больше похожи, если бы она постоянно не играла представления, если бы она не оказывалась в центре внимания, просто войдя в комнату, она бы, возможно, была сейчас здесь.

– Женщины не должны чувствовать необходимость сливаться с фоном, чтобы быть в безопасности. – Ответ Кейна показал мне, что он читает меня почти так же хорошо, как я читаю его.

– Вы слышали, что случилось с моей мамой? – хрипло спросила я.

– У нас маленький город.

Несколько секунд я оценивающе смотрела на него, а потом решила не церемониться.

– Почему мама ушла от вас? Мы были счастливы здесь. Она была счастлива. А потом мы снялись с места, совершенно внезапно, посреди ночи. – Пока я не произнесла эти слова, я не осознавала, что помню, как мы покидали Гейтер, что помню не только, как мы с мамой танцевали на обочине.

Кейн посмотрел на меня, по-настоящему посмотрел на меня, уже не только всматриваясь в черты матери в моем лице.

– Кэсси, Лорелея имела полное право уехать и полное право взять тебя с собой.

– Что случилось? – Я повторила вопрос, надеясь на ответ.

– Город не был для нее подходящим местом – и для тебя тоже. Я многое скрывал от нее. Я думал, я смогу скрыть от нее, каково это – быть со мной, здесь.

– Вашего отца не очень любят в Гейтере. – Я произнесла это вслух вместо того, чтобы мысленно анализировать его. – Вы освободились от его влияния, но остались здесь. – Я вспомнила, как Кейн взял меня на руки после того, как мне приснился кошмар. – Когда мы с мамой уехали, вы не отправились следом.

Ты был обижен, что она уехала? Следил за ней? Может быть, много лет спустя ты нашел способ сделать ее снова своей?

Вслух я не могла задать ни один из этих вопросов. Так что вместо этого я спросила его про Лию.

Кейн окинул взглядом закусочную.

– Можем пройтись?

Другими словами, он не хотел, чтобы другие слышали его слова. Понимая, как мне потом за это влетит, я направилась к двери следом за ним.

– Мой отец ценит определенные вещи. – Кейн подождал, пока мы отошли на квартал от закусочной, и только тогда заговорил. – Верность. Честность. Покорность. Он не причинит вреда вашей подруге. Физического. Он просто будет становиться для нее все важнее и важнее, пока она не потеряет уверенность в том, что она представляет собой без него, пока она не начнет делать все, что он говорит. И каждый раз, когда она начнет сомневаться в себе или в нем, найдется кто-то, кто будет шептать ей на ухо, как ей повезло, какая она особенная.

– Вам повезло? – спросила я у Кейна. – Вы были особенным?

– Я был золотым сыном. – Он говорил так ровно, так тщательно контролировал голос, что я не различила в нем ни малейшей нотки горечи.

– Вы ушли, – ответила я. Это не вызвало никакой реакции, и я продолжила: – Что случится, если Лия решит уйти?

– Он не станет ее удерживать, – сказал Кейн. – Поначалу.

От последнего слова у меня мороз пробежал по спине. Поначалу.

– Кэсси, я хотел бы как-то помочь. Я хотел бы, чтобы у меня было право удержать твою маму здесь или отправиться за ней, когда она уехала. Но я сын своего отца. Я сделал выбор много лет назад, и я принимаю цену, в которую мне это обошлось.

Я не понимала, почему Кейн Дарби остался в Гейтере. Что, если оставаться – это не проявление лояльности? Что, если это искупление? Мои мысли обратились к Мэйсону Кайлу, другу детства Кейна Дарби.