Книга Дурная кровь, страница 99 – Дженнифер Линн Барнс

Рисуя, Селин отошла от нас в сторону. Ты покажешь нам рисунок, когда он будет готов. Когда он будет закончен.

Прошло несколько минут, а затем тишину нарушил звук рвущейся бумаги. Не говоря ни слова, Селин протянула вырванную страницу Слоан, отложила блокнот и сосредоточила внимание на второй жертве.

Слоан передала рисунок мне. Я передала его агенту Стерлинг. Женщине, которая смотрела на нас со страницы, было за двадцать, ближе к тридцати, и она выглядела довольно обыкновенно. В ней было что-то пугающе знакомое.

– Узнаешь ее? – тихо спросила агент Стерлинг, пока Селин была занята своим делом на другом конце комнаты.

Я отрицательно покачала головой, но мысленно будто кивнула.

– Она похожа… – Слова вертелись на краю памяти. – Она выглядит как Мелоди, – наконец сказала я. – Внучка Ри.

Произнеся это вслух, я тут же поняла. Я знала, кто эта женщина. Я поняла, что дочь Ри – мать Мелоди и Шейна – не сбежала из города, ненадолго задержавшись на ранчо «Безмятежность».

Она так и не покинула его.

Я попыталась вспомнить все, что я еще могла знать об этой женщине, – что-то, что я слышала или видела. Но вместо этого я вспомнила, как мама пыталась не дать мне увидеть то, что лежало у подножия лестницы.

Что-то большое.

Что-то неровное.

Кровь на маминых руках…

Я не могла различить лицо того человека. Я не могла понять, мужчина это или женщина.

Кейн. Там был Кейн. Осознание этого окатило меня. Так ведь?

Ощущая, как мир вокруг разваливается на части, я подошла к Селин, которая снова взялась за блокнот для набросков. На этот раз она дала мне посмотреть, как рисует.

Позволила мне.

Она позволила мне смотреть через плечо, как на бумаге медленно проступает мужское лицо. Подбородок. Лоб. Глаза. Щеки, рот…

Я отступила на шаг. Потому что на этот раз я не ощутила пугающего ощущения узнавания, и мне не пришлось рыться в хранилищах памяти, чтобы понять, кому принадлежит это тело. Я знала это лицо. И внезапно я снова оказалась на верхней площадке лестницы, а внизу лежало тело.

Я видела его. Я видела это лицо. Я видела кровь…

Человек на рисунке – человек в моем воспоминании, скорчившийся у подножия лестницы, скелет на смотровом столе, погибший десять лет назад, – это был Кейн Дарби.

Когда Мастера приходят, ты сидишь на полу. Ты балансируешь нож на колене. Пять лежит перед тобой, изрезанный на части.

Ты поднимаешь взгляд, чувствуя себя живой как никогда – чувствуя себя собой.

– Он оказался недостоин, – поясняешь ты.

Ты не слабая. Ты не Лорелея. Ты решаешь, кому жить, а кому умереть. Ты судья и присяжные. Ты палач. Ты Пифия.

И они будут играть в твою игру.

Невозможно. Только так можно было назвать то, что нарисовала Селин. Через несколько часов, сидя напротив Кейна Дарби в ближайшем местном отделении ФБР, с агентом Стерлинг по одну сторону от меня и Дином по другую, я обнаружила, что неотрывно всматриваюсь в его лицо – во все эти знакомые черты – и что у меня пересохло во рту, а мысли мечутся.

Ты жив. Ты здесь. Но на рисунке было твое лицо.

Это было его лицо в моем воспоминании, его тело скрючилось у подножия лестницы, его кровь была на маминых руках. Объяснение было, и я нутром чувствовала, что могу заставить Кейна выдать его мне, но сейчас, глядя на него, я застыла, как ныряльщик на краю обрыва, который смотрит вниз на жестокие волны, разбивающиеся о камни внизу.