Книга Ведро, тряпка и немного криминала, страница 41 – Мария Самтенко

— Что, «цензура», не могла сразу «Скорую» вызвать, попёрлась куда-то, подруга ещё называется! «Цензура» «цензурская» эгоистка!..

Ага, вот оно что! Похоже, что Василиса уверена — причина смерти её кровинушки кроется в моей нерасторопности.

— Но я ведь… но я…

Чувствую, что краснею (о, это несложно определить — к щекам приливает кровь и кожа будто горит), но всё же не оставляю попыток объяснить пожилой женщине, что тем гадским утром Галина уже была мертва как минимум восемь часов (мне это Хучик потом сказал). Так что нам даже не стоило суетиться — подруге уже нельзя было помочь.

Ага, толку ноль. С каждой минутой, с каждым воплем Василиса Петровна заводится всё сильнее, на вашу покорную слугу выливается поток нецензурной брани, под конец я записываю идею хоть как-нибудь оправдаться в разряд утопичных и просто сижу, жду, пока пронесёт…

И тут звонит телефон.

Мне его Хучик вручил в больнице. Отсутствие у меня телефона он обнаружил ещё когда меня ранили — когда задал резонный вопрос «почему бы не вызвать «Скорую» вместо того, чтобы ползать по улицам с ножевым ранением» и получил логичный ответ «его две недели назад пропил бывший муж, и я жду зарплаты, чтобы купить новый». Ну кто же знал, что именно в это время у нас начнутся убийства! В обычное время мне практически никто не звонит, я думала так пока походить. В объяснении, кстати, я указала «городской», он у меня имеется в основном для переговоров с родителями.

В общем, Фёдор Иванович решил не надеяться на мою зарплату, притащил мне потрёпанный телефон с немного битым экраном и сообщил, что если на меня вдруг опять нападут, он хочет узнать об этом из первых уст. Когда я спросила, откуда он взял аппарат, следак ухмыльнулся: «вещдок». Да ну, он, наверное, пошутил, потому что знаю я, как они трясутся над такими вещами. Похоже, свой старый отдал — а, может, и отобрал у кого.

В память телефона забито несколько странных незнакомых номеров («Даня Г.», «Вова Р.», «Лена М.» и «ОНА»), лично я занесла туда Катьку, соседку, директора, ну и, конечно, самого следака. Тот зафиксирован как «аМ». «М» это мент или мопс, «а» я добавила для того, чтобы удобнее было искать. Фёдор Иванович, кстати, велел брать телефон в любое время дня и ночи, и абсолютно не важно, чем я при этом занимаюсь (нехилая у них там программа защиты свидетелей, да?). Кстати, сейчас потрёпанный аппарат издаёт мерный писк (странно, что я вообще его услышала), а на экране горит пресловутый «аМ». Так… взять, не взять? С одной стороны расположилась красная, гневно орущая, потрясающая кулаками Василиса Петровна. С другой… вдруг у Хучика что-то срочное?

Решившись, выуживаю телефон из пакета, нажимаю зелёную кнопку и прижимаю аппарат к уху, машинально отметив, что Галькина мама на какой-то момент прекращает поносить меня и мою родню (видимо, в шоке от такой наглости).

— Алло!

— Марина? Это Фёдор Иванович, — ой, а голос-то у него не особенно добрый.

— Да как ты смеешь, ты, дрянь!.. — это уже Галькина мама впадает в истерику. Не нравится, видимо, что я уделяю ей мало внимания, а в последнюю минуту так вообще воспринимаю её матюки как фоновый шум. Хорошо, хоть руками не трогает: думаю, брезгует. И это не потому, что я такая грязная, просто она повёрнута на чистоте. Судя по Галькиным рассказам, с неё вполне станется устроить потом тотальную дезинфекцию.