Книга Спасти Персефону, страница 49 – Мария Самтенко

Нет, Персефона тоже могла устроить ей нагоняй — как в тот раз, когда Минта решила поближе познакомиться с Эребом — но нимфочка с чистой совестью пропускала ее нотации мимо ушей. В чем, в чем, а в любви царица Подземного мира разбиралась из рук вон плохо. Любовников у нее, считай, и не было, а Арес в качестве мужа не выдерживал никакой критики.

Поэтому теперь, когда появился Аид, который ей, кажется, даже понравился, Персефона с чего-то раздумывала, и нимфу это злило. Уже и сама затащила бы его на ложе, но, во-первых, очень уж хотелось устроить сестре личную жизнь, а, во-вторых, для самой Минты Аид все-таки был жутковат.

Высокий, черноглазый, вполне себе симпатичный — казалось бы, что еще нужно, но нет. Его движения были слишком резкими, манеры слишком безапелляционными, поступки слишком странными, и все это вместе вызывало какую-то оторопь. Ну, вроде как Таната на ложе волочь.

Что самое странное, при всем при этом Минта не могла воспринимать Аида как царя. Даже Арес, тот был куда царственней (когда шлем не носил). Был, был, конечно, момент, когда Аид показался ей настоящим Владыкой, но вскоре выяснилось, что это замаскированная Эмпуса.

Влюбляться в Эмпусу Минте категорически не хотелось.

Как итог, Аид так и ходил не пристроенным: Персефона продолжала страдать из-за Ареса, дочки и отсутствия нормального мужика, а Минте пришлось довольствоваться Гермесом.

Сначала тот был еще ничего, но в кульминационном моменте ему приспичило звать Гекату. Спасибо, что не Таната! Такого бы Минта точно не выдержала.

Так или иначе, в ее планы не входило давать Гермесу второй шанс. Ну, только если в условиях полнейшего дефицита мужиков. А его, дефицита, как раз и не предвиделось — путь Минты лежал на Олимп!

Там ей представится исключительная возможность сравнить: Зевса — с Аресом, Гефеста — с Радамантом, Аполлона — с Гипносом, и, может, даже найти свою истинную любовь. Само собой, Минта рассчитывала, что любовь попадется не сразу.

Конечно, Аид просил тихонечко, не привлекая излишнего внимания, разведать, что с Громовержцем, но это проще всего сделать с чьего-нибудь ложа, разве не так?..

На мгновение расставшись с мыслями о мужиках, Минта стала травой, потянулась ввысь, к солнышку, бросила вверх семена и сама стала семенами. Оседлала легкий ветерок — игривый, кружащий в объятиях — и повелела ему отнести себя на Олимп. Проросла там на золоте и на мраморе — у обычной травы так бы точно не вышло — и снова перекинулась в нимфочку.

Потом с наслаждением додумала мысль («интересно, а как это — быть с Зевсом?») и огляделась. Изысканная красота Олимпа показалась ей знакомой — пожалуй, дело было в том, что, окажись Минта хозяйкой Олимпа, устроила бы все точно так же.

На мгновение появилось ощущение, что и дорогу не надо спрашивать. Она как будто знает и так, как пройти на холм, где всегда светит солнце, стоят двенадцать тронов, один другого роскошнее, столы всегда наполнены яствами и любого гостя всегда ждут на пир. А еще она знает, как сразу пройти в покои к Зевсу, Афродите или Дионису, как найти кузницу Гефеста или милые маленькие домики, в которых обитают олимпийские нимфы и хариты…

Ощущение схлынуло быстрее, чем Минта успела к нему привыкнуть. Но нимфочка не расстроилась — она привыкла не доверять своей интуиции ни в одном вопросе, кроме, естественно, мужиков.