Книга Спасти Персефону, страница 61 – Мария Самтенко

— Дальше, Гермес, — сказал Аид, и странная, не-божественная улыбка истаяла у него на губах, когда он поймал прямой взгляд Таната.

Убийца умел смотреть так, будто резал своим клинком, но, Тартар его побери, он опять-таки не был уверен, что его поняли. Что он сумел хоть как-то достучаться до того, кто был его другом, стряхнуть с него пыль и пепел смертных столетий…

Что там, под пеплом и пылью, осталось хоть что-то от него настоящего.

— … потом проследить за Аресом, выяснить, где они держат Тритона, и доложить Персефоне, — распинался тем временем Психопомп. — Но почему Персефоне, а не тебе, Владыка?

— Потому, — отрезал Аид.

(Кажется… Нет, померещилось, просто Аид).

— Мог бы и догадаться, — холодно сказала царица Гермесу, — если на третий раз ответ не поменялся, то он и на четвертый не поменяется.

Танат видел, с каким интересом Персефона разглядывает Аида, и думал, чем же царицу, у которой, как ему раньше казалось, есть вкус, может привлечь эта бледная тень.

Не видела она настоящего Аида, настоящего Владыку, настоящего…

Невидимку.

Танату не следовало отпускать его к мойрам. Нужно было остановить. Сказать, например: «Стой! Я видел, с кем говорила Левка до того, как глотнуть водицы из Амелета!». Он начал бы спорить, и пока они так препирались, бестолковая нимфа отправилась бы на асфоделевые луга, туда, где, по мнению Убийцы, ей было самое место.

Только Танат не любил бесполезных споров и громких слов, да и этот двинутый, на всю голову ненормальный Кронид все равно поступил бы так, как хотел. Даже если бы знал, кто напоил его драгоценную нимфу ядовитой водой.

Танат ведь так и не успел ему рассказать — не до того было. Думал, расскажет, когда тот вернется.

А он не вернулся.

Вернулась жалкая тень с выжженной бездной в глазах. Тень все натягивала на плечи окровавленный гиматий, и все цеплялась за свою нимфу, и бормотала о чем-то своем.

А нимфа рыдала, и отталкивала его руки, и шептала подбежавшей Гекате, которую раньше терпеть не могла: «Это не он, не он, не Аид».

Геката тогда схватила нимфу в охапку и потащила в свой дворец вроде как отпаивать успокаивающими травами, а на деле вправлять ей мозги. Плевалась потом три дня: он все для нее! Он же сжег себя для нее, а она!..

Она была нимфой-нереидой с водичкой вместо мозгов, и Таната совсем не удивило, что ее великая и чистая любовь к Невидимке оказалась настолько недолговечной.

Может, тогда, в начале, его и можно было удержать на краю. Вот так вцепиться в него и сказать: не отдам. Ты мой, мой, не отдам, не пущу. Но до глупой нимфы это так и не дошло — пока еще можно было что-то исправить, она ревела на плече у Гекаты и причитала, что боится. Его.

Пока Трехтелая вправляла ей мозги в своих покоях, Танат выговорил столетний запас слов, пытаясь удержать Невидимку от падения в бездну. Только из этого ничего не вышло. Когда Левка более или менее осознала, что была неправа, и изволила высунуть нос из дворца, в сидящем перед ним смертном (смертном?!) уже и не осталось и тени того Аида, которого он знал.

Который был Владыкой Подземного мира, Кронидом, лавагетом, Невидимкой… и богом.

Тогда они с Левкой ушли в верхний мир — не на Олимп же идти ему, смертному — и Танат еще пару веков присматривался к теням: не мелькнут ли где-то знакомые волосы.