Книга Спасти Персефону, страница 75 – Мария Самтенко

— Держись, Владыка, — усмехнулась Геката. — Тебе нельзя его убивать. Убивать это скучно, а мы хотели повеселиться!

С этими словами она схватила Макарию за плечо и рванула вперед, к свету.

***

Персефона медленно шла по горной тропе; острые камешки впивались ей в ноги, порой даже ранили до крови; колючие травы, напротив, будто отшатывались, опасаясь доставить ей неудобство. Где-то там, за горой, гремел невидимый пока водопад. Минта с Деметрой остались за поворотом — последние шаги Персефона должна была пройти одна.

С каждым шагом, с каждой капелькой божественного ихора на острых камнях, с каждым уколом боли — для нее было непривычно ходить без обуви — дочь Деметры должна была отпускать все то, что ранило ее прежде.

Ей следовало отпустить и Макарию, потерянную навеки, и Гекату, которая никогда больше не сварит какое-нибудь интересное зелье и не испытает его на смертном, на тени или даже на боге. Ей следовало отпустить Ареса, которого, кажется, так и не постигнет ее месть. Саму месть, сами мысли о чудовищной несправедливости, об ужасе и отчаянии ей тоже следовало отпустить.

Поднимаясь по горной тропе, Персефона ревела как девчонка, и вместе со слезами уходила и боль, и горечь.

Должны были уходить.

Какой-то частью сознания она понимала, что никуда им не деться, и если и можно отпустить и забыть, то не так, не так, не зачарованной тропой, ведущей к источнику Канаф, не болью в израненных ногах и не слезами обиды на мать, которая отняла у нее последний кусочек надежды. Должен был быть другой вариант, только Персефона его не видела.

Полдня назад Персефона уже сказала: ладно. Будь по-твоему, мама. Раз в своей ненормальной материнской любви ты лишила меня надежды когда-нибудь увидеть то, что мне так дорого, раз ты не можешь понять, что я тоже мать, и готова на все, чтобы спасти своего ребенка или хотя бы отомстить за его гибель, и думаешь только о том, чтобы я кому-то там не досталась — тогда будь по-твоему. Я слишком устала бороться со всем миром, что с верхним, что с подземным, и даже с тобой, поэтому — забирай. Я искупаюсь в этом проклятом источнике, верну мертвым мойрам подаренное мне имя — Персефона — и вновь стану Корой, Весной, Девой.

Так решила бывшая царица, и теперь, немного успокоившись, она по-прежнему не собиралась отказываться от своего решения. Зачем ей цепляться за свое имя, за свою прошлую жизнь, если в ней не осталось ничего, что можно любить?

Все, что ей требовалось — отпустить. Отпустить Макарию, Гекату, Подземный мир со всеми жителями и бывшим царем, отпустить свою месть и свою надежду. С открытым сердцем принять новую жизнь.

Но это было непросто.

Камни, кусты и травы, тропинка между огромных камней, исцарапанные руки и ноги, рев водопада и капли воды на щеках, сброшенные одежды, мимолетное прикосновение к синякам на бедрах, струи воды, низвергающиеся с высоты не очень монументального храма, смешивающиеся с водой из источника Канаф в небольшом озере.

Вода в источнике холоднее льда. Нет, она, кажется, сама — жидкий лед, и Персефоне никогда не понять Геру, которая когда-то окуналась сюда каждый год. Блики солнца отражаются от воды, режут привыкшие к полумраку глаза. Вот этот солнечный зайчик — улыбка Макарии, этот — негромкий, вкрадчивый смех Гекаты, помешивающей какое-то зелье в огромном котле, а вот — пристальный, внимательный взгляд черноглазого скифского воина. Как же он говорил?..