Книга Дохлый таксидермист, страница 20 – Мария Самтенко

Мы познакомились несколько дней назад. Ганс Гросс занимался делом «картофельного маньяка», который орудовал в Москве всего два месяца, но уже приобрел известность из-за личностей жертв и привычки оставлять на месте преступления самодельную маску из картофельного мешка.

Не знаю, что думал по этому поводу Ганс, но мне как журналисту казалось, что маньяк убивает ради красивых заголовков:

«Николай Второй застрелен в подвале», «Троцкий убит ледоколом». Отлично, не так ли? На то, что в старом мире Троцкого убили с помощью ледоруба, всем было плевать.

Только сейчас мне было совсем не до Ганса с его маньяками. Следователь выдернул меня на Петровку, 38 за несколько часов до рейса в Ташкент.

Двадцать шестого июня мой брат, Михаил Файнзильберг, погиб в Ташкентской больнице, в эвакуации. Никто не писал на него некрологов, как на Петрова, а «Вестник Минсмерти» со списками погибших выходил с задержкой, поэтому я узнал о смерти брата спустя почти две недели.

Встречать его было поздно. Я попробовал написать в Ташкент, но Миша не вышел на связь. Позвонил в Минсмерти, и выяснилось, что он вроде бы умер и прошел через арку, но документы и пособие не получил. Значит, следовало лететь в Ташкент и искать.

Признаться: я боялся худшего. Малознакомому человеку, вроде милейшего криминалиста Ганса Гросса, было нелегко объяснить, почему мне нужно немедленно полететь через всю страну на розыски. Жене Петрову, Ивану Приблудному или переехавшему в Санкт-Петербург Булгакову объяснять не требовалось. Они и сами знали и про рассеянность, и про ужасную неустроенность, и про очаровательную привычку Миши отдать последнее, и про гордость — не брать чужого и не просить у чужих.

Спешите, товарищи! Бегите ловить по Ташкенту долговязое лысовато-рыжее чудо! Едва ли за пять лет с моей смерти он изменился в сторону педантичности.

К счастью, мне не требовалось лететь в Ташкент одному. Со мной увязался приятель, Иван Приблудный. Общие знакомые относились к нему с легким скепсисом.

«Не понимаю, зачем вы берете Приблудного?» — удивлялся главный редактор «Правды» и мой начальник Михаил Кольцов. — «Какой с него прок? Мне кажется, он не совсем понимает цель вашей поездки. Поспорим, Иля: он выдержит ровно два дня. Потом ему станет скучно, он загуляет, и вам придется искать по Ташкенту не одного, а двоих. Вы представляете перспективу?..»

«Представляю», — вежливо согласился я. — «Не беспокойтесь, у нас все продумано».

Однако товарищ главред не проникся моим заверением и продолжил изрекать пессимистичные прогнозы. Потенциальный загул великого крестьянского поэта и любимого ученика Есенина Ивана Приблудного фигурировал в них как начало цепочки зловещих закономерностей.

Впрочем, главред слегка успокоился, когда узнал, что в Ташкент прилетает Женя Петров.

Как и я.

— Кажется, вы меня не слушаете, — нахмурился Ганс.

— Простите.

— Я говорю, ваш соавтор, Евгений Петров, мне соврал. Я только что попытался выяснить подробности насчет его смерти, и он заявил мне, что с ним не случилось ничего особенного! Ничего особенного, вы представляете?

Я поправил пенсне и взглянул на следователя. Претензии Ганса были мне не совсем понятны. Петров? Врал и скрывал? Только не он!

— Такого не может быть. Зачем Жене врать?

Кажется, я сказал это слишком резко. Ганс озабоченно потрогал усы, отпил остывший и покрытый пленочкой утренний кофе из кружки, смерил меня цепким взглядом и только после этого демонстративно закатил глаза: