Книга Дохлый таксидермист, страница 40 – Мария Самтенко

Петрова, по крайней мере, уже не трясло, и он был в состоянии адекватно воспринимать действительность.

— Наверно, вы правы, — шепнул он мне. — Надо было сказать, но я не подумал. Решил, что дело касается только Лидии Штайнберг. Давайте напишем Гансу завтра с утра.

— Хорошо, — сказал я. — А теперь предлагаю еще поспать.

Мы завернулись в одеяла. Женя сразу закрыл глаза, а я какое-то время наблюдал за ним, после чего, убедившись, что он заснул, позволил себе прикрыть глаза и расслабиться. За ночь в сарае стало холодно и мерзко, но одеяло давало необходимое тепло, и я соскользнул в покой и безопасность.

Снилась Маруся, красивая, как в день моей свадьбы. Мы были в Ялте, гуляли по бесконечным пляжам, и это было так замечательно…

… скрипнула дверь, и я проснулся.

Сарай? Спящий Женька? Что происходит?

Сощурившись, я разглядывал неожиданную темную тень на фоне стены. Тень ощутимо пошатывалась и распространяла вокруг себя стойкое сивушное амбре. Постояв на месте, она прошла мимо меня и на мгновение склонилась над Петровым. Женя шевельнулся и глубоко вздохнул, просыпаясь — кажется, его разбудил запах. Я сощурился, пытаясь рассмотреть, кто там, и потянулся за футляром с пенсне. Нетрезвая тень мотнула головой в мою сторону и, определившись, коршуном пала на храпящего Ваньку Приблудного.

Храп прекратился.

— Красивый какой, — пропела тень, сжимая поэта в страстных объятиях. — Как дамасский клинок…

Раздался звук поцелуя.

После ответного вопля Приблудного не спал уже весь Ташкент.

08.07.1942.

Москва. Место: данные изъяты.

Имя: данные изъяты.

Когда работаешь над большим и сложным проектом, тяжело сделать все идеально. Как бы ты ни старался, проблемы будут, и однозначно. Предусмотреть все мелочи и придушить в зародыше все досадные случайности практически невозможно.

Но еще тяжелее объяснить это дорогому начальству. Которое, конечно, орет не разбираясь.

— Телеграмма?! На столе?! У фашиста?!..

По правде говоря, у меня только запись. По памяти:

Нельзя сказать, что это крушение всех надежд, но дорогой начальник орет так, как будто весь его гениальный план вот-вот накроется медным тазом. Борюсь с желанием отойти в сторону, чтобы не попасть под вопли негодования, но в сарае не так уж и много места. Надеюсь, что обойдется без рукоприкладства, а то я, кажется, забыл убрать со стола мой любимый разделочный нож.

По мнению начальства, виноват во всем, конечно же, я. Плевать, что исполнителя вербовал сам начальник, он в Ташкенте и на него не наорать. И вообще, он творческий человек и его нельзя торопить.

Чтобы не нервничать, приходится представлять процесс изготовления чучела вот из этого вот, вопящего. Потом руководство немного успокаивается и начинает разговаривать конструктивно. Выдает список с инструкциями.

Заглядываю в листочек. Так… так, лекарство, провоцирующее сердечный приступ… так, вот в такой дозировке… ага…

Кому?!

— А, может, лучше ликвидируем Ганса Гросса?..

— Да ты, наверное, идиот! — заявляет начальство. — Пока нас расследует фриц, мы хотя бы знаем, куда он копает! Так что давай, не выделывайся. У нас и так кроме… этого, — он кивает на листочек, и кажется, будто у него у самого язык не поворачивается назвать это имя вслух, — дополнительная проблема в виде Петрова и его дружка-еврея.