Книга Истинные (не) изменяют в марте, страница 16 – Мария Самтенко

Мэр говорит это так, будто вопрос уже решен, и моего согласия не требуется. А впрочем, мне действительно лучше заняться кошачьим приютом, а не сидеть на шее у матушки-настоятельницы. Сомневаюсь, что после «свадьбы», ночи в камере и сегодняшнего суда мне предложат другую работу.

Да мне бы и эту не предложили, если бы не помощь господина Анонима!

– Спасибо, завтра прямо с утра подойду, куда скажете. Только, господин мэр, вы не боитесь… после вчерашнего...

Хочу сказать «брать на работу возможную мошенницу», но мешает ком в горле. Уголки глаз начинает щипать от слез. На суде я держалась, но все это еще слишком больно…

И да. Один из несомненных плюсов кошачьего приюта в дальней усадьбе – я буду подальше от Реналя.

– Не волнуйтесь, игромана на должности управляющего нам хватило, – жестко отвечает мэр, и я тут же вспоминаю, что он, вообще-то, приятель нашего судьи. – Поэтому я буду строго контролировать все, чем вы там занимаетесь. И приготовьтесь к тому, что работы очень много – усадьба в плачевном состоянии. Кошачий приют придется восстанавливать буквально с нуля. Так что до завтра, госпожа Марианна. Жду вас в здании магистрата в девять утра для заключения договора. Возьмите с собой документы.

Мы прощаемся. Я иду к лестнице на первый этаж, а мэр остается на втором и направляется куда-то вглубь здания. Видимо, у него есть и свои дела. Может, пошел предупредить мерзкого Гейдена Ауруса, что не надо закрывать меня в каталажку, мне еще кошачий приют восстанавливать?

Начинаю спускаться по лестнице… и понимаю, что предположение насчет судьи ошибочно. Потому что он как раз поднимается мне навстречу.

От перспектив расходиться на узкой лестнице с суровым дядей Реналя становится не по себе. Шарахаюсь в сторону… и, конечно, поскальзываюсь.

Гейден Аурус протягивает руку, поддерживает меня за локоть:

– Будьте осторожны, прошу вас.

В этот раз в его голосе нет ни холода, ни пренебрежения – только усталость. Убедившись, что я не падаю, судья отступает, давая мне пройти, и уточняет:

– Это касается не только лестниц.

– Спа… спасибо.

Мой голос запинается от волнения, и выровнять дыхание удается только когда мы расходимся. Что за напутствие от Гейдена Ауруса? Он же только что отчитывал меня при секретаре! А тут «будьте осторожны, остерегайтесь лестниц»! Я выхожу из суда с мыслью, что ничего не понимаю в этой жизни.

Матушка Эрмина ждет меня на крыльце. Судя по румянцу на ее пухлых щеках и особому, острому взгляду, она успела с кем-то поругаться.

– А, это твой бывший жених, Мари, – щебечет она, подхватывая меня под руку и увлекая за собой. – Ходил тут с приятелем, возмущался, что дядя оставил тебя на свободе, а не закрыл в каталажку. Чтобы ты, милая, «не мозолила ему глаза»! Разумеется, я подошла и объяснила, как он неправ.

Слушаю матушку и не могу удержаться от улыбки. Интересно, как быстро они ретировались? Настоятельница у нас идет как оружие массового поражения.

– Матушка Эрмина, мэр сделал мне предложение…

– Ого! – оживляется настоятельница.

– Да не такое! То, от которого нельзя отказаться! Завтра утром я приезжаю в магистрат, подписываю документы и становлюсь хозяйкой кошачьего приюта!

Вечер проходит под лозунгом беспорядочных сборов. Еще бы: звезда сиротского приюта переезжает в кошачий! На это сбегаются посмотреть все сироты, и половина, конечно же, сходу уточняет, изменяла ли я Реналю. Вторая половина тоже явно задается этим вопросом, но молча.