Книга Заботы Элли Рэйт, страница 6 – Полина Ром

– Господи, Боже мой, как же я жить-то буду?! – слезы невольно наворачивались на глаза, и сдерживалась я с трудом.

Этот безыскусный рассказ казался мне совершенно отвратительным и страшным. А братец, небрежно хмыкнув, сообщил:

-- Как-как… как все бабы! Дом-то у нас крепкий. А ты как наследница заглавная, теперя с приданым. Я слыхал, что сам Кловис тебя младшему сыну в женки присмотрел.

-- Кловис? – я уставилась на мальчишку.

-- Эк тебя приложило-то! Кловис, староста нашенский. И не реви, неча тута сырость разводить. Пошли снидать. Тетка Лута картохи нам наварила.

В это время малышке надоело лежать на соломе, и комнату огласил резкий детский плач.

-- От же ж зараза! А у меня еще и коза не доена! – спохватился Ирвин. – Ну ты это… ты давай Джейку покорми, а я Чернышку подою.

Он засуетился: некоторое время клацал у печи чем-то железным и засветил два крошечных огонька в двух глиняных соусниках. Один такой «соусник» он поставил на стол, а второй оставил себе. И перед уходом даже помыл руки в каком-то тазу с мутной грязной водой. Вытер об висящую рядом заскорузлую от грязи тряпку, прихватил с одной из полок пустой глиняный кувшин и ушел.

Я опасливо подошла к малышке, слабо понимая, что нужно делать. Воняла девочка неимоверно, а личико ее покраснело от какого-то безнадежного плача.

-- Сейчас-сейчас, подожди, маленькая, – я торопливо распутывала узел на детской ножке и с ужасом рассматривала там весьма ощутимую потертость от грубой веревки: красное воспаленной кольцо охватывало нежную щиколотку ребенка.

Мокрую обгаженную сорочку я сняла с нее и бросила прямо на солому, оглядывая дом в поисках детской одежды. Попав ко мне на руки, малышка перестала так истошно кричать, но все еще продолжала время от времени всхлипывать. С голенькой девочкой на руках я бродила по избе, пытаясь сообразить, где что лежит.

Дом оказался поделен на три неравные части: большая проходная комната, которая одновременно являлась и кухней-гостиной-столовой, и моей, точнее, уже умершей девушки спальней. И ещё две маленькие комнатенки с подслеповатыми форточками вместо окон. В одной из маленьких комнат стояла достаточно приличная кровать с ветхим лоскутным одеялом и двумя плоскими подушками в засаленных наволочках. Похоже, это была родительская спальня.

Вторая комната, зеркальное отображение первой, содержала в себе несколько сундуков и кучу разнообразного хлама. По стенам вывешено пыльное выцветшее тряпье, в углу – что-то вроде гигантской арфы без струн. К этой самой «арфе» дополнительно прислонены непонятные деревянные детали. Здесь же, дном кверху, огромный котел литров на двадцать, не меньше. Толщина нагара на нем казалась просто чудовищной, и от него сильно пахло дымом. Этот котел мешал нормально подойти к сундуку, а уж с ребенком на руках и вовсе проделать этот трюк было невозможно.

Недолго думая, я содрала со стены какую-то пыльную шмотку, похожую на драный передник дворника, и завернула озябшую девочку. Что с ней делать дальше, я искренне не понимала. Ведь таким малышам нужно отдельное питание. Где я его возьму? Между тем, девочка окончательно успокоилась и, произнеся какой-то странный булькающий звук, быстро протянула ручку к моим волосам, цепко зажав пучок. Я взвыла от боли, продолжая прижимать ее к себе: она схватила прядь на том виске, где была рана.