Книга Заботы Элли Рэйт, страница 4 – Полина Ром

А мальчишка продолжал таращиться на меня. И жест мой, кажется, нисколько его не смутил…

 За те дни, что я существую в этом мире, я успела увидеть довольно много гораздо более неприятных вещей, чем тот самый жест, которым я утерла губы. Я видела, как с помощью двух пальцев сморкаются прямо на дорогу. Видела, как парень из соседнего дома лапнул за зад проходящую мимо девушку, и его дружки, стоявшие рядом, одобрительно заржали.

Плюсом к этому идут: туалет на улице, отсутствие проточной воды и многие другие «радости» сельской жизни средневековья. Мир, в который я попала, сильно отставал в развитии от того, в котором я прожила первую жизнь. Каждый раз, когда мне казалось, что я видела дно, я ошибалась. Действительность вскоре показывала мне еще более неприглядные вещи. Самым кошмарным оказалось отношение к детям.

В своей собственной избе кроме мальчишки Ирвина, который считал себя моим братом, проживала еще и девочка шести месяцев от роду по имени Джейд. И то, как жила эта девочка, привело меня в ужас. Целый день в несвежей длинной рубашонке, которая скручивалась вокруг худенького тельца и почти всегда была мокрой, она перекатывалась и пыталась ползать по грязной соломе, насыпанной прямо на пол возле грубого деревянного топчана. Но даже не это оказалось самым тошнотным.

Однако, лучше обо всем по порядку...

* * *

Вода, которой напоил меня так называемый брат, была почти волшебной: во всяком случае, сознание я больше теряла. Но через некоторое время эта же самая вода потребовала от меня немедленного уединения. Мальчишка, пытающийся разговаривать со мной, сильно пугался оттого, что я сослалась на потерю памяти. Однако и выбора у меня не было, пришлось попросить:

-- Ирвин, мне нужно в туалет.

Несколько мгновений он соображал и потом как-то подозрительно спросил:

-- До ветру, что ли?

-- Да, до ветру, – согласилась я.

-- Так вставай, сведу тебя, раз уж ты такая дурная стала, – с грубоватой заботой ответил он.

Вставала я с некоторой опаской, но ничего страшного не произошло. Несколько минут сидела на кровати, опустив ноги на грязный пол. Потом головокружение постепенно прошло. Мальчик подал мне длинную застиранную юбку, и я натянула её прямо поверх сорочки, в которой спала. Он даже заботливо помог мне затянуть пояс на этой одежке, потому что мои собственные руки еще дрожали и были несколько неуклюжими. Затем мальчик подставил мне плечо, и мы медленно двинулись к выходу.

Вот тут-то я и увидела малышку, молча елозившую на грубой соломе: от ее махонькой ножки тянулась веревка, вторым концом привязанная к топчану, заваленному каким-то линялым старым тряпьем. От всей этой кучи исходил застарелый запах мочи. Да и задранная рубашонка на девочке была мокрой почти до подмышек.

-- О Господи! Ирвин… – я с ужасом смотрела на малышку, которая сейчас лежала на спине и с удовольствием чмокала, зажав в ручке какую-то грязную тряпку. – Разве… Разве так можно?!

Мальчик с недоумением посмотрел на меня и, к моему ужасу, даже не понял, о чем я говорю. Он нетерпеливо дернул плечом и грубо спросил:

-- Ну чо, ты идешь? Или чо?

Организм настойчиво требовал своего, и я торопливо пошла за так называемым братом. На улице стояли плотные сумерки, и было немного зябко: градусов шестнадцать-семнадцать, не больше. И я, и Ирвин из дома вышли босиком. Ноги обожгло холодной сыростью.