Книга Заботы Элли Рэйт, страница 71 – Полина Ром

Котлеты, завернутые в тряпьё, давили на плечи, хотя лямки к мешку пришила широкие. Крошечное чугунное подобие плитки и сковородка, на которой я грела котлеты в обед, тоже добавляли веса. Но я утешала себя тем, что у меня есть новый план, и сегодня я займусь его осуществлением.

На Сток я пришла одной из первых и, сгрузив свой багаж, стала ждать соседей. Вчера ко мне отнеслись слегка настороженно, но не сказать, чтобы совсем плохо. Так что сегодня я рассчитывала поговорить с торговцами и узнать, не возьмет ли кто-нибудь из их знакомых моё место в субаренду на вечернее время. Если получится, это немного облегчит нам жизнь.

Все последующие дни моя торговля шла всё хуже и хуже – я возвращалась домой не продав даже половины, а потом и трети...

Я искренне не понимала, в чем дело. Вроде бы и котлеты покупателям нравились и их хвалили. Но большая часть мужчин взяв мои изделия в первые два-три дня не возвращалась в следующие, покупая себе что-то другое.

В конце концов, сообразив, что так я прямиком двигаясь к полному разорению, после обеда собрала оставшиеся продукты, взвалила мешок на плечи и медленно пошла вдоль Стока. Мне не слишком понравились несколько случайно пойманных взглядов от соседей-торговцев, брошенных в мою сторону. Что-то было в них неприятное, вроде злорадства и насмешки.

Я искала человека, у которого можно спросить, в чем дело и нашла одного из покупателей, который приходил ко мне в первый и второй день и на завтрак, и на обед. Сейчас он перекусывал масляными лепешками в компании еще одного мужчины, который тоже у меня что-то покупал. Чуть потоптавшись, но понимая, что выбора у меня нет, я подошла и прямо спросила:

– Господин писарь, вам не понравились мои котлеты?

Надо сказать, что ответ этого клерка поразил. Пренебрежительно окинув меня взглядом, он высказал примерно следующее:

-- Иди отсюда, девица и не позорься. Весь рынок уже знает, что ты тухлятиной торгуешь. Я-то у нее брал, – обратился он к своему собеседнику, – даже и нахваливал, вроде как вкусно ведь. А потом мне тетка Грейд по секрету и шепнула, что она больную животину по деревням скупает и оттого у нее товар такой дешевый. Перетравит людей и управы на нее не найдешь!

-- И не говори, Барни. – сочувственно закивал его собеседник. – А надо бы взять и мэтру Куперу пожаловаться. Вряд ли он одобрит, что она этакой дрянью людей кормит.

– Да что толку ему жаловаться? Он вон какого полета птица, станет ли слушать?

Они разговаривали между собой так, как будто меня здесь нет, а я, чувствуя полную растерянность, попыталась вмешаться:

-- Никаких больных животных я не покупаю! Я на Стоке с утра до вечера. Когда мне по деревням ездить? Я все беру в мясном ряду на рынке, на том, что возле храма Трех Святителей.

-- Ладно, тетка Грейд – у нее язык без костей, а Вертон, что рядом с тобой стоит, он тоже врет?! – завозмущался мой бывший покупатель. – Одна ты тут правду говоришь, а остальные – дурачки слепые? Тебя, девка, послушать, так одна ты хорошая, а все вокруг поганцы. Ступай уже, – и он окончательно повернулся ко мне спиной.

За эту неделю в то время, когда торговля затихала, я несколько раз болтала с любопытной теткой Грейд, которая занимала место слева от меня. В общем-то скрывать мне было нечего и потому она знала, что я сбежала из Новоселок от брака с пьющим мужиком; что у меня на попечении двое маленьких детей, и торговля здесь – для меня единственный вход.