Книга Законы стаи, страница 126 – Полина Ром

МАРИ

Понемногу я втягивалась в нашу новую жизнь. Мысль о том, что стая с ее сволочными законами осталась где-то далеко за морем, грела мне душу. Появились ежедневные заботы, которые мы честно делили между собой — всякие там завтраки, мытье посуды и стирка, уборка и забота о печах.

На колодезную цепь денег нам не хватило — железо стоит дорого, поэтому ведро привязали к хорошей крепкой веревке. Колодец оказался чудовищно глубоким, зато вода из него была очень вкусной и чистой. На стирку и мытье мы использовали воду из двух бочек. Если учесть, что здесь не было дымящих заводов, то дождевая вода была отличного качества, чистая и мягкая.

У барона изрядно отросли волосы, и я слегка подровняла их. Сейчас он немного поправился и выглядел достаточно солидно — благообразное лицо, серебристо-седая стрижка и элегантная бородка, которую он аккуратно поправлял и подравнивал каждые несколько дней. Если бы не простецкая одежда, то никто бы и не усомнился в том, что перед ним высокородный.

Мне очень нравилось в нем то, что хотя ходил он с некоторым трудом, но не чурался взять на себя некоторые обязанности из тех, что мог выполнять сидя. Например, барон чистил все овощи к столу и резал их так, как говорила Олла — когда соломкой, а когда кубиками. Да и Олла подобрела к старику, видя его старания. Так что дома, при том, что все мы много работали, была достаточно спокойная атмосфера.

Продолжалась эта благодать дней восемь или девять от момента нашего приезда — я уже потеряла счет времени за заботами.

В замке трудился плотник с помощником, и деревянные ступени до середины второго этажа масляно светились новым деревом. Чтобы не жечь факелы, дверь на улицу обычно была распахнута — все равно в большом зале мы не топили. Именно поэтому, когда за дверями раздался непривычный шум, выскочили все. Даже барон, прихрамывая, выглянул с кухни.

Картина, которую я наблюдала сквозь распахнутые двери, вызвала некоторую оторопь.

В окружении десятка всадников на конях к башне подъехала карета, запряженная четверней. Настоящая карета, довольно роскошная, как я понимаю, с позолоченным резным рисунком на дверцах, с двумя лакеями на запятках и громогласным пузатым кучером-великаном, у которого из-под отделанной мехом куртки торчали роскошные бархатные штаны алого цвета.

Один из лакеев метнулся, распахнул дверцу кареты, второй в это время, согнувшись, разложил резные складные ступеньки. Оба они вытянулись во фрунт. Всадники спешивались. На всех одинаковые форменные плащи. Да и кони одной масти — рыжие. В полумраке кареты кто-то завозился. Лакей протянул руку и, тяжело опираясь на подставленную ладонь, показался пассажир.

Дорогущая шуба в пол распахнута. Под ней что-то шелково-бархатно-атласное — покрытое обильной золотой вышивкой и посверкивающее камнями. Голову прибывшего украшала сложная конструкция из фетра, золотого галуна и какой-то массивной броши, крепящей к ней пучок перьев.

— Если бы не рост в полтора метра, я бы решил, что к нам прибыл сам Киркоров! — Оскар произнес это совершенно серьезно, и я невольно рассмеялась.

Что-то в этом помпезном появлении напоминало торжественный выход на сцену поп-звезды. За яркими красками одежды и всеобщей суетой вокруг важной персоны как-то терялось понимание того, что вот этот мужичок и есть мэр города.