Онлайн книга «Сирийская жара»
|
— Не впадай в панику, ты не из таких передряг вылезала, — Фардин пересел к ней на диван, стряхнул с покрывала крошки и провел рукой по волосам девушки. Вдохнул аромат духов с горчинкой масляных красок, впитавшихся в ее густую гриву. — Не жалеешь меня. Вот сложу я голову в том Стамбуле, кто тебя здесь прикрывать станет? — Симин взяла его крупную руку и поцеловала в ладонь. — Я не предлагаю тебе действовать спонтанно, без согласования с руководством. Но ты должна будешь уговорить шефа. Ты же умеешь, девочка. Ты все сможешь. — Это, разумеется, мотивирует, — хмыкнула она. — Только знать бы, какие аргументы приводить. К тому же, представь, что мы найдем у него папку с документами. Заберу ее не я, а непосредственные исполнители, то есть будут люди, способные засвидетельствовать существование этой папки. И они не преминут написать о ней в отчете. Изменить их отчет я не в силах. А я как руководитель группы приеду и начну убеждать шефа, что при Ягломе никаких документов не нашли. Кому поверят? Начнут допытываться, где документы? Причем, слово «допытываться» я использовала не в переносном смысле. — Начнут. Только советую тебе не разводить сантименты. Если поймешь, что документы есть и они ценные, действуй решительно, чтобы не дать возможности своему руководству допытываться. Симин побледнела. Намек слишком прозрачный. — Ты не задумывалась, когда о том же попросил тебя Каве. На той яхте ты была одна с тем израильским бизнесменом. Итог мы знаем. Справилась же! Девушка оттолкнула его руку и встала. Прошлась по ковру. Он скрадывал шаги. Фардин не собирался утешать ее. Она давно преступила черту и шла по горячей тропе, дымящейся под ее легкими ножками. Какой ахират[21] ее ждет по ту сторону? Джаханнам[22] или джанаат[23]? Он старался не думать об этом и не желал себе признаться, что боится за Симин. И это страх не как за куратора, от которого сейчас во многом зависит его безопасность и стабильность. Фардин порой и про себя не мог сказать — на белой он стороне или на черной. Перс по крови, родившийся в Советском Азербайджане, он теперь работал на родине предков. Любил Иран уже не меньше, чем СССР, но фактически предавал его. * * * Женщина, одетая как иранка, в темно-сером плащике, скрывающем бедра, в черных брюках и темно-синем платке, шла по аэропорту имени Имама Хомейни. Через руку у нее висела сумка, явно не из дешевых. На другой руке она держала сына лет двух. Еще трое детей семенили за ней следом, одетые в новую одежду, отмытые, причесанные. Однако внимательный человек заметил бы, что загар у детей такой, какой бывает у селян или… у курдов, живущих в горах. Следом за ней шел мужчина, напоминающий шофера богатой женщины. Он чуть сутулился, одетый в синюю рубашку, чуть мятую, с торчащей из кармана белой с красным пачкой дешевых сигарет «Forvardin». Мужчина катил грузовую тележку с новенькими чемоданами. Между собой они почти не разговаривали, только перекинулись несколькими словами по-турецки, когда он загружал чемоданы на ленту, чтобы сдать багаж. Если бы рядом стоял кто-то понимающий турецкий, то слегка удивился бы, что водитель, а мужчина выглядел как водитель, говорит: — Не стоит волноваться. Ты в безопасности. Он ушел заплатить за перевес. А вернувшись, проводил женщину к пограничному контролю. Дальше он идти не мог. |