Книга Клуб анонимных цариц, страница 70 – Алекс Винтер

– А теперь и вы получите! Хулиганка – это статья. Ну ничего, отделаетесь условкой. Еще одна веха в твоей биографии. Будет чем похвастать перед подружками.

– А тебе лишь бы с тобой ничего не случилось, – едко заметила Лерка. – Уже наметил себе очередную звездочку на погоны? Боишься, что из-за хулиганки-сестры майора не дадут?

– Боюсь! – заорал я. Да так, что Лерка и ее подружка головы вжали в плечи. – Боюсь, что меня вообще без погонов оставят! Выкинут на улицу, потому что у меня сестра – дура набитая!

– То есть тебе меня не жаль? И козлина тот пусть себе ходит?

– Мне. Тебя. Жаль, – веско, вдалбливая слова, как кувалдой, сказал я. – И козлу этому я все равно всю малину обломаю. Но это не минутное дело. Я не могу просто ему рожу разбить, все-таки я в органах работаю. Но я могу очень многое. И потому я просил тебя не лезть.

– Ничего ты не сделаешь, – мертвым голосом сказала Лерка. – Побоишься. А такие, как я, будут и дальше терпеть. Или вылетать из института ни за что.

– Посмотрим, – ответил я. – Сейчас главное от этого кровавого дела отмазаться с наименьшими потерями.

Необратимость.

Полина не знает значения этого слова, но тем краешком мозга, что еще борется за едва теплящуюся жизнь, понимает, что это что-то фатальное, безнадежное и возврата в прежнюю жизнь – ни в какую прежнюю жизнь – уже не будет. Ей так плохо, как никогда раньше, и когда она выныривает на поверхность реальности, то думает, что очень хочет жить, пусть без всего, без льда, коньков, рекордов. Просто жить как человек, смотреть телевизор, гулять, нюхать цветы и купаться в море. Если бы еще можно было как-то не есть, ведь мысли о еде вызывают все то же отвращение. Ее попытка послушаться тренера и вернуться обратно провалилась, и, оказавшись в больнице, Полина подслушала разговор врача и родителей, который и сказал это слово «необратимость». И что они сделают все возможное, но нужно, чтобы Полина и сама боролась. А она уже не может и не очень хочет бороться. Вот бы ее боль и страдания просто прошли сами по себе. А она бы отдохнула. Отдохнуть хочется больше всего.

Все отодвигается на задний план. Прыжки, рекорды и даже жгучая иссушающая влюбленность в Артемия. Как все это, оказывается, не важно, когда тебе нет даже двадцати, а ты лежишь под капельницами, вливающими в тебя питательный раствор, и все равно умираешь, так как твое тело это питание отторгает. Что-то там сломалось внутри, и теперь любая пища в организме не задерживается, даже жидкая.

Полине почти не снятся сны. А если снятся, это что-то кошмарное, и она просыпается в холодном поту. Родители по очереди дежурят в палате, мало ли что, ведь ее бедное сердце периодически начинает так колотиться, будто даже оно не может находиться в этом истощенном теле и просится на свободу, желая сбежать куда подальше. От присутствия родителей чуть легче, потому что они держат ее за руку, только бы не плакали постоянно. А они плачут, оба, и слезы льются горным потоком. И это просто ужасно, потому что, глядя на их красные, вечно мокрые глаза, Полина понимает, что на этот раз шансов нет. Зеркала в душевой, куда она смогла сходить всего раз, показывают ужасы, и волосы выпадают клочьями.

А еще плохо, что ее все забыли. Полине никто не звонит, никто не приходит ее навестить. И даже кошка, пока она пару дней перед больницей лежала дома, перестала подходить. Полина зовет кошку, пытается приманить ее, но эта пушистая тварь не идет. Мать видит и начинает выть, потому что, по ее мнению, кошки не идут к мертвецам и умирающим. Кошки – существа ночные, оттягивающие отрицательную энергию, но, когда ее слишком много, они могут в этом негативе захлебнуться. Потому Муська, дворовая кошка, которую подобрали когда-то у помойки из жалости, Полины сторонится. Никому она больше не нужна.