Книга Рождественские расследования, страница 23 – Алекс Винтер, Елена Дорош, Анна и Сергей Литвиновы, и др.

– Как все плохо-то, – пробормотал Андрей Крымов.

– Очень плохо, – подтвердил Долгополов.

Но большого внимания подмерзшая Мурзина привлечь не успела. Высоченные портьеры раздвинулись, и в залу вошла молодая дама в серебристом костюме – элегантной тройке и серебристом берете, заломленном на один бок, в серебристых перчатках. Что-то заставило всех разом замолчать. Несколько сотен человек замерли. Ее никто не ждал, ее никто не знал, а замдиректора Мурзина, дрожавшая у стены, увидев даму, попятилась в сторону. Словно часовую бомбу внесли в помещение – и таймер пошел. В руке у дамы в серебристом костюме была роскошная трость с набалдашником из слоновой кости в форме головы льва. Держа ее посередине, дама медленно накручивала трость в ловких пальцах. Но самое главное, что заставило всех оцепенеть в недоумении, – это даже не появление самой дамы, а холод, который пришел с ней в эту залу. Стужа, охватившая помещение и все понижавшая температуру. Так бывает, когда в лютую зиму настежь открываешь окно и ледяной ветер поступает волнами, широкими наплывами, секунда за секундой пожирая тепло в натопленном доме. Дамы, одетые в легкие платья, стали ежиться.

– Да кто она такая, черт возьми? – спросил у самого уха детектива искусствовед Кравцов.

А дама с ярко-синими продолговатыми глазами внимательно оглядывала собравшуюся публику.

– Кто вы? – сорвавшимся на сипоту от волнения и холода голосом спросил министр культуры – Черевикин.

Директор музея, не желая остаться в стороне, покорно вторил ему:

– Представьтесь, пожалуйста, уважаемая. Мы заинтригованы…

– Как меня зовут, неважно, – ответила дама. – Важно то, что я имею такие же права на всю эту коллекцию, как и месье Рошмон. Но более она не понадобится ни ему, ни тем более мне. Я оставляю ее вам. Тем не менее он представил вам свои работы, я представляю вам – свою. – Она еще раз цепко оглядела собравшихся. – Ну что, готовы? Увидеть мое произведение? – И, не услышав ответа, дама в серебристой одежде громко сказала: – Подайте его сюда!

Тотчас из-за портьер на старинном столике с колесиками, который украшал кабинет директора музея, двое странных молодцов на одно лицо, явно альбиносов, ввезли на большом серебряном подносе, тоже антикварном, скульптуру – это была ледяная статуя мужчины. Он стоял на коленях, сцепив руки на груди, кажется, умолял кого-то о чем-то, скорее всего, о пощаде, и по всему было видно – тщетно. Но более всего странно было то, что эта скульптура очень походила на месье Рошмона, только что исчезнувшего за пологом этой залы.

– Природу моего творчества и желаний долго объяснять, – сказала молодая дама в серебристом костюме. – Все равно не поймете. Вот мой шедевр – наслаждайтесь!

Ловко провернув трость в пальцах, она подбросила ее, перехватила за конец, размахнулась и ударила тяжелым набалдашником по ледяной статуе – та со звонким треском разлетелась на тысячи осколков. Они градом посыпались на собравшихся, покатились по полу. Закрыв лица руками и отвернувшись, все наконец-то пришли в себя и уставились под ноги. С осколками что-то происходило. Они потихоньку оттаивали, превращаясь в лужицы крови, плоть и мельчайшие осколки костей. Но больше всего повезло переводчице Лилиане Мещерской. К ее ноге подкатился ледяной шарик, распался, и внутри оказался помутневший от мороза человеческий глаз.