Онлайн книга «Вредная привычка жить»
|
– У нас огромные растраты! – У кого это – у нас? – поинтересовалась я, зевая. – Вчера вечером мне прямо домой позвонил Виктор Иванович и сказал, что он и его люди, уж не знаю, кого он имел в виду, изучили всю документацию за последние два года, сделали несколько встречных проверок и обнаружили… Любовь Григорьевна замолчала, ожидая от меня хотя бы любопытства. – Не тяните, мадам, – сказала я, – лошадь может уснуть. – Нашу фирму обворовали на огромную сумму, и сделал это кто-то свой… – Везде воруют, – отмахнулась я, мысленно умоляя свою коленку не дрожать. – Я рассказываю об этом только тебе и надеюсь, ты меня не подведешь и никому об этом не проговоришься. Я просто в таком шоке, что должна с кем-то поделиться всем этим, а тебе я доверяю. – Напрасно, конечно, но рассказывайте, – направляясь к своему столу, сказала я. Увидев явное отчаяние на лице финансовой директрисы, я добавила: – Обещаю молчать. – Так как все документы проходили через мои руки и руки покойного Валентина Петровича, то получается, что это сделали мы, – бледнея с каждой секундой все сильнее, сказала Любовь Григорьевна. – А зачем же вы позарились на чужое? – покачала я головой. – Как же вам не стыдно – приятная женщина, скоро замуж отправитесь, а воруете денежки в родном предприятии. – Ты что, ты что, я к этому вообще никакого отношения не имею! – А Воронцову вы об этом сказали? – Сказала. – А он что? – Говорит, что верит. – Ну, раз говорит, то тут и думать нечего: считайте, что присяжные только что вас оправдали, идите и больше не балуйтесь. – Аня, я не могу поверить, что это… что это был Валентин Петрович… Это ужасно! – В жизни бывает все, – сказала я, – наше дело сторона. Селезнев – родственник Виктора Ивановича, так что пусть разбираются сами. – Как же они разберутся, когда Селезнев умер… – прошептала Любовь Григорьевна. – А… ну да… Что-то я пока не проснулась… – Меня Воронцов еще спрашивал, где могут быть эти деньги, не покупал ли Валентин Петрович каких-нибудь ценных бумаг за последнее время или еще что… На моем столе царил бардак. Я стала перебирать бумажки и папочки, потом схватила точилку и принялась усиленно заострять все свои три карандаша. – Ты мне веришь? – спросила тоненькая директриса. – Я же ничего не знала, я и не думала! – Верю, верю… А что еще говорил Воронцов? – Да я так разволновалась, еле говорила… Он успокоил меня и сказал, что деньги обязательно найдет и вернет их в дело. – А ему что, заняться нечем? – вылетело у меня. – Да нет, почему же, – пожала плечами Любовь Григорьевна, – у него свой бизнес есть, но не бросать же эту фирму. Он хочет, как я понимаю, все здесь наладить и взять нового директора. А теперь вот, пока деньги не найдет, не успокоится… – Может, Селезнев их потратил на всякие шалости – казино, девочки… На старости лет такое бывает. – Да он не старый был, и Воронцов сказал, что речь идет об очень крупной сумме. – Ну и пусть ищет, – махнула я рукой, – а мне тут работать надо. Интересно, случился бы инфаркт у Воронцова, узнай он, что деньги вместе с картошкой, выращенной руками покойного директора, находятся на балконе моей оригинальной родительницы? – Подожди ты со своей работой, – сказала Зорина, забирая у меня из рук приказы, – мне же сейчас к следователю идти. – Ну и что? Развлечетесь, ни в чем там себе не отказывайте. – Что он у тебя спрашивал? – строго спросила Любовь Григорьевна. – Да домогался со страшной силой целых два часа. – Как это – домогался? – не поняла Любовь Григорьевна. – Вопросы глупые задавал. – Какие? Что ты мне ничего не рассказываешь? Мне пришлось отобрать у взволнованной женщины приказы: она так дергалась, что машинка для удаления бумаг явно проигрывала ей в сноровке. – Ну, как – какие… Когда был первый сексуальный опыт, привлекают ли вас женщины, ваши эротические фантазии… Очки директрисы взлетели до потолка, глаза ее округлились, а челка встала дыбом. – Хватит, хватит надо мной издеваться, я и так уже вся на нервах, почему ты просто не можешь мне сказать, как все было?! – Да это чтобы вам не было страшно, и вообще, мне бы ваши проблемы… Максим Леонидович – такой милый следователь, если бы не мое глубокое уважение к Крошкину, я бы вас сосватала. Любовь Григорьевна поплелась в свой кабинет. Надеюсь, я развеяла все ее страхи. День тянулся медленно, а я так мечтала о тарелке борща! Сидела и мечтала, поглядывая на часы, и, когда стрелка подошла к нужной черточке, я быстренько подскочила и побежала в столовую. Борща сегодня не было. Неудивительно. А почему он вообще должен быть?.. Это ничего, что я хочу борща? Всего лишь одну тарелку борщочка! Ладно, сейчас я отомщу вам всем. Я взяла поднос и стала укладывать на него все, что так хорошо и красиво лежало передо мной. Рыба под маринадом, рыба в сухарях, рыба заливная… почему, интересно, в понедельник столько рыбы, а как же четверг – ведь именно этот день недели общепризнан днем рыбного запаха? Я взяла все три вида рыбы. Салат из овощей, беру… котлета свиная с кабачками, да, это тоже мне; булочки с маком, прекрасно; слойка с повидлом, спасибо, я как раз люблю абрикосовое повидло… сок… два стакана. Я села за свободный столик, потому что я голодна и хочу просто есть, а не тратить драгоценные минуты обеда на болтовню. В столовую зашел Воронцов, он с кем-то ругался по мобильному телефону. Я отвернулась, делая вид, что не замечаю его. Промотался целое утро где-то, а сейчас наверняка в столовке вспомнит, что у него есть секретарша. Воронцов, держа в одной руке поднос, в другой какие-то счета, которые сунула ему у кассы Зинка, сел напротив меня. Мало того что сегодня нет борща, так еще обедаю с начальником за одним столом! А что это я сегодня такая раздраженная на него? Не пойму. А просто не надо ему искать наши денежки, потому что это НАШИ денежки!!! – Ты где была вечером в пятницу? Я тебе звонил. Я поперхнулась рыбой под маринадом. – Ты почему столько еды набрала? – спросил Воронцов. – А вам что, не хватило палтуса? – съязвила я. |