Вообще-то, я сразу поняла, о ком идет речь, но просто это мне показалось невероятным… Волшебный мужчина был мною столь нелюбим, что даже по отношению к Зинке я, пожалуй, теперь буду испытывать легкое раздражение.
– Это значит – он ее учил оздоровительной физкультуре…
– Не знаю уж, чему он ее учил, – сказал Юрка, – а только она его бросила.
Нет, Зинка – она не так уж и плоха, да она просто отличная девчонка!
– А почему бросила?
– Говорит, что он нудный и очень жадный, каждую копейку считает, домой к себе на ужин приглашал, так размороженными полуфабрикатами ее кормил, вроде бы блинчики с картошкой подал…
Я прыснула со смеху: лощеный Семенов – и блинчики с картошкой!..
– Так вот, Зинка говорила, что эта кассета – его рук дело.
– Почему?
– Ну, отомстить ей хотел, она же всему офису тогда рассказала в красках, как она его бросала, как он ныл, да еще и парочку интимных деталей добавила.
– Каких? – не удержалась я.
Юра заулыбался.
– Вроде бы он любит, когда ему пятки щекочут, просто жить без этого не может. Видать, поэтому три жены от него сбежали.
Юра довольно громко засмеялся, и я его в этом поддержала.
– А еще что?
– Очень любит своих женщин фотографировать обнаженными и в ванной снимки развешивает.
– Отличный у нас начальник отдела планирования! – улыбаясь, сказала я.
– Сама понимаешь, желание отомстить у Семенова могло быть, он, правда, трусоват, но все же подленькая душонка.
– Но как таким образом он мог навредить Зинке? Ее это только позабавило. Все же эта кассета направлена против тебя, и письма с угрозами получал ты.
Юрка пожал плечами.
– А что с Зинки возьмешь, ей все как с гуся вода… Может, он решил наказывать всех ее ухажеров и моральный ущерб свой этим замазать да и деньжатами разжиться… Кто знает, что у него в голове?
– Неплохая теория, – задумалась я. – А кто еще, ну подумай, кто еще может это делать?
– В принципе, круг подозреваемых, на мой взгляд, не так уж широк, я тогда здорово голову над этим поломал…
– Почему, это же может сделать любой человек в фирме, – возразила я.
– Во-первых, на пьянках до самого конца остаются одни и те же лица, и в основном только они знают, что тут творится.
– Согласна, – сказала я, – еще камеру надо как-то заранее включить и выключить…
– В наш век можно все делать дистанционно, думаю, тут особых проблем нет. Мне кажется, что этот человек – завсегдатай и его присутствие при всем этом все же необходимо.
– А кто был на вечеринке именно в тот вечер, когда вы с Зинкой ламбаду на столе танцевали?
– Тогда перебирал всех, сейчас уже не припомню.
– Давай-ка думай, называй всех в столбик и по порядочку, я слушаю тебя очень внимательно.
– Я, Крошкин, Зинка, Любовь Григорьевна, Семенов, Носиков, Лариска… она ушла раньше, но точно не скажу – до или после того, как я Зинку уволок. Кто там еще?.. Виктория Сергеевна, она частушки свои дурацкие пела, Гребчук, конечно…
– Почему – «конечно»? – спросила я.
– Ну, он вообще любитель выпить и посидеть.
– Понятно, дальше.
– Люська, помнится, охмуряла Стаса, это у нас практикант был, он рано ушел… Вроде все…
– Не такой уж большой список. Тебя, Зинку и Стаса отметаем.
Юра вдруг засмеялся и сказал:
– А может, это как раз Зинка: ей камеру проще всего включить было, заманила – и вот тебе, пожалуйста…
– Ты это серьезно? – спросила я.
– Да нет, мне кажется, ей бы мозгов не хватило.
Хватило бы, не хватило бы… кто ее знает?..
– Значит, пока из этого списка вычеркнем только тебя и Стаса.
– Мне кажется, ты только теряешь время, – сказал Юра, – вычислить, кто это делает, нереально.
Я пожала плечами, демонстрируя свою поверхностную заинтересованность в этом вопросе. Пусть думает, что меня просто любопытство замучило.
Потом он помедлил и спросил:
– А ты сама-то Воронцову с какого боку?
– Ты что имеешь в виду? – холодно спросила я.
– Гребчук у тебя перстень Воронцова видел, Носиков про этот перстень нам в курилке рассказывал как-то. Подобные подарки так просто не дарят.
Я вспомнила, как устроила генеральную уборку в сумке и разложила весь хлам на столе… Вспомнила, как, кажется, Зиночка говорила, что Носиков раньше знавал Воронцова.
– А чем этот перстень такой непростой, что его секретарше подарить нельзя?
Юра растянул губы в ехидной улыбке:
– Не хочешь – не рассказывай, а только Носиков говорил, что перстень этот весьма авторитетный!
– А к чему он вам вообще это рассказывал?
– Ну, что нам надо нашего нового директора любить и бояться, – улыбнулся Юра. – Крошкин еще тогда посмеялся, что теперь у нас не жизнь будет, а сплошная малина.
– Кстати, о Крошкине, – сказала я.
– А что Крошкин?.. Он мужик нормальный… На него вот я совсем не думаю…
– А почему он с директрисой крутит?
Во мне проснулась совесть, и я решила узнать хоть что-то для своей Григорьевны.
– Тебе виднее, ты же у нее под боком сидишь, – заметил Юра.
– Ну не у него же под боком! Он серьезно настроен?
– Пили тут пиво как-то, он говорил, что пора бы семьей обзавестись.
Премиленько.
Больше нам поговорить не удалось, потому что пришла Любовь Григорьевна и сообщила:
– На улице дождь. Аня, тебя там Воронцов спрашивал.
Юра встал, забрал свои дискеты и сказал:
– Поздравляю, у вас опять все в порядке.
– Спасибо, я так тебе признательна, – заворковала Любовь Григорьевна.
Юра вышел, и я тоже направилась к двери, чтобы в полной мере осчастливить своим присутствием Воронцова.
– Подожди же, – остановила меня Любовь Григорьевна. – Ты узнала?
– Ага, – кивнула я, – вроде бы он подумывает семью создать, говорит, что о троих детях мечтает.
Любовь Григорьевна так и села.
– Как о троих детях?!
– Шучу, – мрачно сказала я, находясь под впечатлением от разговора с Юрой, – не волнуйтесь: вы ему очень нужны, а детей народите, никуда не денетесь, – и я подмигнула порозовевшей Зориной.
– Я тебя вот еще о чем хотела спросить, – замялась Любовь Григорьевна. – До меня дошел слух, что Людмила застала тебя с Виктором Ивановичем… в очень странном виде…
