Книга Лилит. Кукла из вечной тьмы, страница 53 – Артур Гедеон

– Я не хочу так, не хочу умереть, Савва…

– Ты не умрешь – ты будешь ждать. А пока что ты должна дать согласие и умом, и сердцем, и словом, что принимаешь это колдовство. – Он перешел почти на шепот. – Потому что если нет, – он вновь, но еще отчаяннее отрицательно замотал головой, – ничего не выйдет. И ты уйдешь – навсегда. Поэтому решай сейчас. И если скажешь «да» и произнесешь важные слова, то в минуты твоего ухода я прочитаю заклинание, которое мне дала моя бабка Чернуха. «У нее впереди путешествие, – сказала она, – какое она себе и представить не могла. Никто не может. Все покажется одним долгим сном. Пока она однажды не проснется и не обнаружит себя заново рожденной…» Ну, ты согласна? Скажи «да», милая, – он вцепился в ее руку, – скажи «да»!

Через три дня он выгнал всю родню из комнаты умирающей Лилит, пригрозив поджечь дом, и сказал похожей на тень сестре:

– Говори же свои слова.

– Я согласна, – едва слышно проговорила та. – Забери меня из рук смерти, уведи в сад покоя, где я буду ждать, когда ты вернешь меня.

– Все правильно, – кивнул Савва. – Ты молодец, Лиля…

– Вытащи меня, Савка, – прошептала она срывающимся голосом, – и я буду любить тебя вечно, клянусь тебе…

– Даю слово, что вытащу! Мы увидимся однажды и будем вместе.

Теперь ему оставалось прочитать заклинание, данное бабкой Чернухой, жрицей богини смерти Мары…

…Это был сон. Она стояла на пологом холме, среди гряды таких же, уходивших к горизонту. От низин поднимался туман и рвался на части, таял. Тучи заволокли небо, и бледная луна едва проглядывала между ними. Так пустынно и одиноко ей не было еще никогда. А еще страшно. И страх этот, как и холодок туманной долины, пробирал до костей. Потому что ничто не могло обрадовать взгляда, куда ни посмотри. Она осмотрелась – везде все то же самое. И только потом оглядела себя: она стояла в длинном белом платье и белых босоножках. В руке держала иконку. Она потрогала голову – ее охватил тесный платок. Она сорвала его – полотняный, пахнущий ладаном, он тоже был белым. Она потрогала лоб, на нем была лента. Она сорвала ее и прочитала в неясном сумрачном свете: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас». Это был венчик, возлагаемый на лоб умершего. Что все это значило? Последним ее воспоминанием были несколько знакомых лиц, уплывающих от нее, таящих. И самым ярким и живым было лицо ее брата Саввы. И его шепот: «Еще увидимся, Лиля! Жди меня!..» Потом ураган и вихрь. Она двигалась по едва освещенной дорожке по бесконечному каменному коридору вместе с другими, таким же молчаливыми и суровыми людьми всех возрастов. На нее то и дело поглядывала маленькая девочка, которую за руку вела мать. Безучастное лицо девочки, большие печальные глаза навсегда врезались ей в память. Кажется, далеко впереди брезжил свет, но может быть, это лишь показалось ей. И тут ее окликнули: резко, по имени! Она стремительно обернулась. Но ее уже схватили за руку и вырвали из общего потока, как выхватывают из толпы маленького ребенка, который увлеченно пошел не с теми, и потащили в сторону. Сильным рывком ее проволокли через плотную каменную стену, вдруг обратившуюся в вязкий туман, и бросили в это вот пространство. На этот туманный холм, в эту ночь, в одиночество и пустоту. Но что она здесь делает? И что это за сон? И почему у нее такое тягостное чувство, что на самом деле этот сон – явь… Но кто во сне разберет, где явь и где греза? Как часто безумный сон представляется человеку самой настоящей и угрожающей реальностью.