Книга Чёрный, как тайна, синий, как смерть, страница 118 – Елена Бриолле

– Я и не отказываюсь от своих слов! Согласитесь, было бы глупо писать манифест о том, во что не веришь. Вы сами скоро убедитесь, что я прав. Война очистит Европу, а потом все её страны станут под синее знамя кобальта, – с вызовом сказал итальянец.

– Значит, я не ошибся в своей оценке, Энрико. Для вас лозунги и идеи значат гораздо больше простой человеческой жизни… Впрочем, не все члены клуба чтили эти громкие слова, предпочитая им сытные обеды и шуршание новеньких банкнот. Вы, например, Джозеф, рисовали с Софии порнографические карточки, продавали их в бордели и одновременно шантажировали девушку, выманивая у неё деньги…

– Что?! – вскричал Вильгельм фон Шён.

– Да, но не волнуйтесь, мне удалось изъять эти изображения. Однако вы, Хоппер, возможно, боялись, что София всё расскажет отцу? Когда мы чего-то боимся, мы способны на самые страшные вещи. Вы, например, могли продать Софию Казимиру Отто для опытов, как когда-то продали ему двух шимпанзе? Упоминаемая в одной из статей «американская семья Х.» – это ведь не семья Икс, а семья Хоппер, не так ли?

Хоппер молча скрестил руки на груди и отвёл глаза в сторону.

– Джо, как ты мог до такого опуститься?.. – с укоризной заметил Маркус. – Соня была невинным созданием, а ты…

– Невинным созданием, господин Краузе? А разве не вы постоянно пытались опекать девушку, оберегая её честь и достоинство от посягательств других художников? Разве не считали её поведение постыдным для дочери германского посла и для немки в целом? Вы были одержимы девушкой настолько, что даже после её смерти собирали наброски, сделанные с Сони. Вы хотели, чтобы она принадлежала только вам. Это вы называете нравственностью? А когда выяснилось, что Софию соблазнил один из художников, вы начали её презирать настолько, что решили убить, чтобы спасти репутацию её отца и своего государства. Разве не вы следили за ней и Пьерелем в Шату? Вы считаете это нравственным? – Каждое слово Габриэля словно било Краузе плёткой по лицу.

– Я её не убивал, – тихо сказал немец. – Если её кто-нибудь и хотел убить, так это наш Аоки. Он всегда её ненавидел.

Глаза японца загорелись праведным гневом, но он на то и был японцем, чтобы не бросаться на обидчика на людях, да ещё и в германском посольстве.

– Да… Хиро Аоки любил и одновременно боялся Софию. Не удивляйтесь, Аоки-сан, я ведь заметил, как вы тщательно старались скрыть чувства, которые в вас пробуждала эта девушка. Для этого достаточно сравнить ваши наброски углем с отстранёнными картинами, которые вы пишете маслом. Вы видели в Софии угрозу всем принципам искусства, выбранного вами в качестве ориентира, угрозу всем устоям вашей жизни… В Софии вы видели терзающего вас демона, а за это действительно можно решиться на убийство.

– Я был о вас лучшего мнения, Ренуар-сан, – резко сказал Аоки.

– А я ещё не закончил. В любой игре есть несколько ходов, не так ли? Пожалуй, господин Саламанка со мной тоже согласился бы. Он знает толк в играх. К сожалению, старые привычки иногда сильнее, чем стремление к новой жизни, особенно когда в ответ на признание в любви получаешь только презрительную насмешку, да, Саламанка? Ведь вы не просто провели с Соней ночь, вы хотели отомстить ей за то, что она любила другого. Как говорится, от любви до ненависти один шаг… Это относится и к вам, господин Пьерель.