Книга Танец фавна, страница 39 – Елена Бриолле

На этом Ленуар открыл двери уборной и жестом показал Дягилеву на коридор.

Русский бульдог процокал своей тростью мимо и вышел вон, а Ленуар занял его место перед зеркалом туалетного столика. На столешнице до сих пор лежала карточка, найденная рядом с отравленной помадой. Вместо подписи на ней кто-то вывел рисунок маленькой веточки растения, где листья и цветы обозначались кругами с точками и крестиками внутри. Ленуар вытащил из кармана лист с отпечатками из записной книжки Нижинского и сравнил изображения. Они походили друг на друга, но фигуры на карточке выглядели намного точнее и мельче, словно даритель специально стилизовал каждую линию. Почерк и штрихи Нижинского, наоборот, кололись и неслись вперед, забывая о формальной красоте.

Когда танцовщик увидел сегодня карточку, он нахмурил брови, но сказал, что никогда раньше не получал подарков с такой подписью. Потом, подумав, добавил, что раньше он вообще никогда не получал таких подарков, как губная помада.

– Вы уверены, что подарок предназначался вам? – спросил его Ленуар.

– Все уже давно знают, что я предпочитаю белые розы, поэтому мне часто дарят именно эти цветы… Но разве можно знать наверняка? – посмотрел на сыщика невидящими глазами Нижинский.

– Вы… Вы пользуетесь губной помадой?

– Нет, – быстро ответил танцовщик. – Нет, никогда. Я пользуюсь гримом перед спектаклем. Губы красят только женщины. Странный подарок…

– В ночь премьеры я видел рядом с вами Жана Кокто. Он тоже румянится и красит губы.

– Жан – артист. Он любит бросать вызов общественному мнению. Это часть его репутации. Мне он тоже советовал краситься. Но для таких вещей нужно быть Жаном, а не Вацлавом. Я не вижу в этом ничего привлекательного даже с точки зрения эпатажа. Во мне как танцовщике и так видят слишком много женского. Но на то мы и занимаемся танцами, чтобы уметь воплощать в движениях любой сценический образ.

Ленуар снова посмотрел на карточку. Нижинский казался ему овцой, случайно забежавшей в темный лес, узнав, что где-то там, на полянке, ее ждет сочная трава. Каждое его слово звучало так искренне, как только могут звучать слова в устах профессиональных актеров. Он явно верил в то, что говорил.

В любом случае расчет дарителя был простым: либо Нижинский сам воспользуется губной помадой, и тогда символ русского балета будет уничтожен; либо Нижинский отдаст помаду близкому человеку и тогда сам окажется отравителем. Его замучает совесть, а значит, звезда русского балета тоже померкнет…

Казалось, даритель хотел наказать Нижинского. Вот только за какой проступок? Таких невинных овец, как Нижинский, вечно принимают за баранов с золотым руном, которое каждый норовит состричь. В любом их жесте, в любом слове окружающие видят свои собственные пороки.

От жары за окном испарялась ночная влага улиц. Ленуар запустил ладони в волосы и помассировал кожу головы. Сегодня придется защищать Нижинского, русский балет и репутацию парижской префектуры. Становилось очевидно, что в одиночку ему с такой задачей уже не справиться.

Каждый уважающий себя агент Безопасности парижской префектуры со временем обзаводился на службе своими людьми. Такими считались вовсе не те люди, которых агентам приписывало начальство, а те, кто ловко умел прикрывать их филейные части.