Книга Танец фавна, страница 48 – Елена Бриолле

– Спасибо, Поль! Прошу к столу, господа. Заказывайте, я сегодня угощаю. Поль, принесите нам на антрэ свежих фруктов и нарезку. Вы не возражаете, мсье? – Дягилев вел себя здесь как хозяин. Газетчикам нельзя показывать свои слабости. Им нужны утверждения. Им нужна уверенность. – Вацлав, ты садишься рядом со мной, – тихо закончил прелюдию Дягилев. Он всегда выбирал место с таким расчетом, чтобы его лицо отражалось сразу в нескольких зеркалах зала. У приглашенных должно было складываться впечатление, что русская Шиншилла, как называли Дягилева за глаза, смотрела на них со всех сторон.

Журналистов было четверо, но из самых влиятельных газет. Расслабляться не стоило. Обед покажет, кто из них сегодня хищник, а кто станет добычей.

Каждый сделал свой заказ. Официанты одновременно принесли закуски и хрустальные графины с вином.

– Мсье де Дягилефф, как у вас хватает энергии на воплощение в жизнь таких масштабных проектов? – спросил журналист из Le Petit Journal.

Cначала всегда шли вопросы в виде завуалированных комплиментов. Дягилев знал все па этого классического менуэта наизусть. Однако всякий раз это «приглашение к танцу» ласкало его слух.

– Меня вдохновляют участники моей антрепризы. Мы много путешествуем, а значит, много впитываем в себя свежих впечатлений. – Дягилев взял абрикос, и, аккуратно разделив его на две части, протянул одну половинку Нижинскому, а вторую положил себе на язык и начал медленно разжевывать фрукт. При этом его пухлые губы причмокивали от удовольствия. Нижинский быстро засунул свою половинку абрикоса в рот и проглотил. – Я всегда смотрю в будущее. Это будущее и наполняет меня энергией в настоящем.

– Как вы относитесь к французскому классическому балету? – спросил усач из Comoedia. Теперь в менуэте наступила очередь Дягилева кланяться журналистам.

– Французский классический балет дал нам не только технику, но и романтическую нежность, чего не скажешь об итальянской, более динамичной школе, – разводя в разные стороны свои короткие пальцы, проговорил Дягилев. В Италии, конечно, он так никогда не скажет, но сегодня он в Париже.

– Но ведь в Петербурге мсье Нижинский брал уроки у итальянца Энрико Чекетти. Чему он вас научил? – нарушила ритм обыкновенных поклонов и реверансов газетного менуэта уже не молодая девушка в шляпе с рыжим пером. Кажется, она из Le Petit Parisien. Прыткая мадемуазель. Дягилев коснулся под столом колена Вацлава, чтобы привести его в чувство. Вацлав выпрямил спину и сказал по-русски:

– Простите, я плохо изъясняюсь на вашем языке… Сергей Павлович может…

– Продолжайте, я понимаю по-русски, – перебила его Николь Деспрэ. Нижинский взглянул на Дягилева и продолжил:

– Чекетти – великий балетмейстер и артист. Мы работали с ним над техническими нюансами танца. Он многому нас научил. Мы даже…

– Да, этот итальянец долгое время работал в Императорских театрах Российской империи и многое перенял из техники Мариуса Петипа, вашего соотечественника, – закончил скользящую по тонкому льду речь Вацлава Дягилев. Поклон и снова реверанс. А теперь смена партнера. Дягилев поднял бровь и с улыбкой посмотрел на толстого журналиста из L’Illustration, как бы приглашая его задать следующий вопрос. Тот провел рукой по груди, и менуэт продолжился.

– Мадемуазель Карсавина, ваша Жар-птица буквально обожгла всю публику своим танцем. Как вам удается создавать такие разные, но каждый раз настолько убедительные образы?