Онлайн книга «Танец фавна»
|
– Нет, но разве вы не читаете газет? Я собираюсь на спектакль сегодня. Дебюсси помолчал, а потом прошипел: – Нижинский уже приходил ко мне со своей нянькой Дягилевым, чтобы я написал для него музыку для «первого спортивного балета «Игры», как он это назвал. Эти русские имеют очень приблизительное знание во французском, где им понять все нюансы того, что мы называем «гармонией»? Меня вообще удивляет, что они готовы платить мне большие деньги за музыку, в то время как у них есть Игорь. – Игорь… Игорь Стравинский? – снова оживилась де Бонфан. – Его «Жар-птица» звучала так… так… – Огненно и волнующе, – помог подобрать нужные слова Дебюсси. Страусу сложно описывать жар-птиц. – Да, в этом балете все слилось воедино: и музыка, и танцы, и костюмы… У Игоря большой талант. Он обещал мне скоро сыграть отрывки из своего нового балета. Что-то, связанное с весной… Наверное, получится лирично. – А что вы думаете о сегодняшнем пианисте? Вам понравилось? – Простите, милый друг, вы как раз напомнили мне, что я с ним еще даже не поздоровался! На этом Клод Дебюсси поклонился де Бонфан и Ленуару и поплыл животом вперед в сторону датского дарования. Графиня снова поправила свое боа, будто в зале засквозило безразличием. Ленуар воспользовался этим, чтобы взять программку файв-о-клока. – Мадемуазель де Бонфан, я увлекаюсь рисунком, вы окажете мне честь, если согласитесь послужить моделью. Всего пять минут, – обратился он к экзотическому созданию. Конечно, у нее есть пять свободных минут. Возможно, даже шесть, ведь Дебюсси так быстро покинул компанию своего «милого друга». Повышенное внимание со стороны другой особи мужского пола было очень кстати. На это Ленуар и делал ставку, когда вытаскивал из кармана карандаш и обращал свой восхищенный взор на графиню. – Мне неловко… – начала де Бонфан, принимая более выигрышную, с ее точки зрения, позу для наброска Ленуара. – Умоляю! Ваш отказ разобьет мне сердце, – склонил голову сыщик и посмотрел графине прямо в глаза. – Что ж, давайте проведем этот эксперимент, – принимая его игру, ответила де Бонфан. Лучше всего Ленуару удавались карикатуры, однако на файв-о-клоке такой выпад оказался бы рискованным, поэтому, не отрывая карандаш от программки, он быстро набросал реалистичный портрет графини и нахмурился. – Вы… Эксперимент не удался? – в ее голосе впервые прозвучали нотки неуверенности. – Нет, что вы! Но образу не хватает одной детали… Могу ли я вас попросить… Ах, это было бы слишком самонадеянно с моей стороны, однако… – Мсье Ленуар, вы меня заинтриговали, говорите сейчас же! – Могу ли я попросить на минутку вашу помаду, мадемуазель де Бонфан? У вас такие… В ваших губах гораздо больше жизни, чем на моем черно-белом эскизе… – тихо проговорил Ленуар. Щеки молодой графини порозовели, и сыщику стало неловко, что он весь вечер мысленно сравнивал ее с нелетающей африканской птицей. Она вытащила из своей сумочки помаду и протянула ее Ленуару. Не продавайте вещи, продавайте чувства Они стучали низкими каблучками по улице дю Бак и болтали. Яркое солнце не обжигало, а ласково обнимало прохожих, отражаясь лучиками в пенсне кавалеров. Вонь автомобилей перебивала запах вспотевших лошадей, но казалась настолько привычной, что в последний майский вечер никто не хотел зажимать носы платками. Парижане наслаждались жизнью, а в такие моменты видишь вокруг только красоту. Николь и Люси шли под ручку в сторону Bon marché, «самого большого, самого организованного и удобного» магазина в мире. |