Книга Танец фавна, страница 61 – Елена Бриолле

Ленуар отметил, что цвет ее губ соответствовал цвету отравленной помады. Может, сегодня она тоже пользовалась помадой Cartier?

– В «Мученичестве святого Себастьяна» вы превзошли себя! Пять часов чистого наслаждения! – продолжила свою лесть де Бонфан.

– Спасибо, мой милый друг! Я всего лишь пытаюсь преумножить наше культурное достояние! – Дебюсси явно получал удовольствие от искренности своей собеседницы.

– В этом балете русские удивили не только декорациями, мсье Ленуар, но и новаторством. Каким вызовом нашей церкви стало их решение взять на роль святого Себастьяна эту долговязую Иду Рубинштейн! – де Бонфан хлопнула ресницами и подняла со стола бокал шампанского.

– Разве это новаторство? Мужчины уже несколько столетий переодеваются на сцене в женщин, да и женщины переодевались в мужчин. Взять ту же Сару Бернар в роли Гамлета, – заметил Ленуар.

Дебюсси и де Бонфан переглянулись. Дебюсси закатил глаза, а графиня вытянула губки и сделала глоточек шампанского.

– Рубинштейн – оригинальная балерина, но все-таки этой удивительной женщине кое-чего не хватало, – заметил композитор.

– Что вы имеете в виду? – спросил Ленуар.

– Ей не хватало мужества! – Дюбюсси поднял ладонь вверх, словно декламировал стихи Вергилия.

– Дело не в этом, – вмешалась графиня. – Мужества ей очень даже хватало. Попробуйте-ка сами станцевать мужскую партию, написанную итальянцем на французскую музыку, когда вы русская и так поздно начали брать уроки танца! Дело в том, что она бросила вызов католической церкви. Получилось, что в спектакле христианского святого играла не просто женщина, а иудейка…

– Да, мы не учли консерватизм парижского кардинала, – нахмурился Дебюсси. – Спектакль провалился, потому что Его Преосвященство Леон-Адольф Аметт выступил с заявлением перед своей паствой, что предаст анафеме всех, кто посмеет пойти на этот спектакль. Мой дорогой д’Аннунцио очень расстроился. Это он написал либретто к «Мученичеству святого Себастьяна».

Несмотря на отделение церкви от государства, ее влияние во французском обществе продолжало сохранять свои позиции. В определенных слоях угроза отлучения от церкви от самого кардинала являлась вполне достаточной, чтобы не идти смотреть какой-то сомнительный балет. Особенно это касалось тех людей, для кого вопрос «Что скажут люди?» имел решающее значение. Не понимал Ленуар только одного: какую именно угрозу кардинал увидел в балете? Почему он перешел к угрозам такого масштаба?

– Мсье Дебюсси, кажется, Аметта не на шутку волнует ваша музыка, – произнес вслух Ленуар.

– Аметта? Кардинала Парижа? При чем тут моя музыка?

– Иначе он бы не угрожал отлучением от церкви и за «Мученичество святого Себастьяна», и за «Послеполуденный отдых фавна».

– Что?! – Дебюсси сложил руки в карманы и, прищурив глаза, посмотрел на Ленуара.

– О потенциальной анафеме сегодня гудит уже весь Париж, – сказал сыщик.

– Этот десятиминутный балет из «изысканного», похоже, все больше зацикливается на десяти кругах ада.

– Во всяком случае, от слова «отдых» в нем осталась только музыка, мсье Дебюсси, – перебила сыщика графиня де Бонфан. – Эти русские не поняли вашей с Малларме поэтической гармонии.

– А вы были на премьере? – спросил Ленуар.

Перья в волосах де Бонфан снова задрожали. Графиня накинула на плечи боа и сказала: