Книга Танец фавна, страница 66 – Елена Бриолле

Комар не помнил себя от счастья. Как много разгоряченных тел сидит сегодня в зале, и никто не двигается! Он сорвался вниз с галерки и, пролетая мимо зрителей первого яруса, почувствовал, что что-то не так.

Дамы вытянули по струнке спины, а кавалеры, словно боясь потерять наклеенные на лицо усы и бакенбарды, запрокинули головы назад и напряженно вдавливали в кожу свои монокли. После третьего звонка прошло уже пять минут. Свет выключили, но спектакль все еще не начинался.

Спускаясь в партер, комар услышал собственное жужжание и затрепетал. В его маленькой головке возникло сомнение: «А что, если это не люди, а автоматы или восковые фигуры?» Бедному насекомому уже доводилось за его короткий век видеть и те, и другие, поэтому он закружился еще быстрее. Надо было выбрать жертву и прояснить наконец, что это за нелепица. Обычно в такие дни публика громко болтала и размахивала своими белыми перчатками-убийцами, от которых комар увиливал, регулярно взмывая под потолок. А сегодня…

Сегодня все ждали одного: выйдет ли на сцену Нижинский со своим «Послеполуденным отдыхом фавна» или представление начнется сразу со второго балета? Дирижер смотрел за кулису и ждал знака от Дягилева, но русский импресарио не появлялся.

Габриэль Астрюк сидел, как приклеенный к своему креслу, и соображал, какая речь может спасти сегодняшний вечер и русский сезон этого года. Он думал о своем будущем новом театре на Елисейских Полях и о том, что там никаких подобных скандалов не предвидится. Наоборот, там все будет идти по плану. По плану Габриэля Астрюка. Новый театр привлечет новую публику, и никому уже не придется волноваться по поводу сборов.

Занавес дрогнул, но знака дирижеру никто не подавал. Вместо Дягилева через дырочку в кулисе в зал пристально смотрел в бинокль сыщик Ленуар. Он приказал одеть гвардейцев во фраки и рассадить на откидные места по всему театру. И теперь их макушки торчали над декольте благородных дам, создавая ритмический узор. Турно смотрел в такой же бинокль на переодетую армию бравых военных сверху, из императорской ложи. Все было тихо. Никаких видимых угроз.

Комар покружил еще немного, потом еще немного и в конце концов спикировал дирижеру на ухо. Он ведь самый чувствительный к звукам в этом зале! Если даже дирижер никак не отреагирует на укус, тогда комар оставит странный театр в покое и полетит прочь.

Дирижер непроизвольно вздрогнул и – хлоп! – чуть не прибил насекомое правой рукой. Палочка взметнулась, и оркестр заиграл «Прелюдию к «Послеполуденному отдыху фавна». Занавес медленно поехал вверх. На сцене сидел он. Вацлав Нижинский.

Подоспевший к поднятию занавеса Дягилев перекрестился.

– Это судьба, – сказал он Ленуару. – Это чудо, свершилось чудо. Я ведь не подавал знака для начала спектакля, я сомневался, а не нужно было сомневаться! С нами Бог, мсье сыщик!

Ленуар промолчал в ответ, но удвоил бдительность и так же тщательно, как и раньше, продолжил прочесывать взглядом зрительный зал.

Хорошо, что во время танца никто не поет, как в опере. Зрители слушают музыку, смотрят на движения танцовщиков… Они должны сами считывать смысл происходящего. Здесь им не будут суфлировать ненужные реплики персонажей. Язык артистов балета – это язык тела, язык движения. Далеко не все танцовщики им владеют, и не все зрители его воспринимают.