
Онлайн книга «Тень у порога»
– Молчаливая ты сегодня, – прервала мои раздумья хозяйка. Обращалась она к Ксюше. – Вопросов не задаешь. Случилось что? – Нет, – коротко ответила та. – С матерью поругалась? – Все хорошо. – Небось опять тебя с папиросой увидела? – Не, я осторожно. – Ты это дело бросай. Ничего в этом хорошего нет. Вон Толик Веркин курил, курил – да скурился. Помер молодой. Всего ничего, на седьмом десятке. Разве это дело? Сама видела, чай, над ними жила. Или не помнишь? Тебе сколько годков-то было, когда хоронили его? – Десять, кажется. – Ну, – удовлетворенно кивнула старушка. – Должна помнить. – Помню я, – буркнула Ксюша. – Из подъезда так несло, не зайти было! – Так вы же к нам и не ходите, – удивилась девчонка. – И то верно. Меня так и подмывало спросить, что же все-таки послужило причиной тому, что Антонина Петровна избегает соседей. По крайней мере, одну конкретную соседку. Однако, поразмыслив, я решила, что разумнее будет промолчать, сделать вид, что их разговор не особенно меня интересует. – Вот тебе еще история одна, как ты любишь. Не моя она, конечно. Рассказывал родственник один. Ему повезло живым с войны вернуться. К тому же целым. Да не о том речь. Сперва-то он вспоминать не любил, ни словечка про войну из него не вытащить было. А потом нет-нет да поведает что-нибудь. От ужасов он нас, девчонок, берег. А может, и вовсе вспоминать не хотел. Тяжело это. А как что устроено было, этим с нами мог поделиться. Рассказывал он, что на фронте выдавали им в пайках махорку. Это знаешь, что такое? – Курили ее. – Верно, вроде табака. Не как сейчас готовая сигарета, а, считай, сырье. И приходилось самим мастерить цигарки-то. Все бы ничего, да бумага была в дефиците. К тому же для курения не всякая подходила. Газетная и та различалась. И вот бывали дни, что махорка есть, а покурить не получается. А курили на фронте все. Тогда как считалось – табак голод занимает и нервы укрепляет. Это теперь понятно стало – отрава это, больше ничего. – Как сказать, с нервами они правы были. – Вот зараза, – досадливо выпалила старушка и повернулась ко мне, не переставая помешивать суп на плите: – А ты, Лена, куришь? – Даже если б и курила, теперь ни за что не признаюсь. Я посмотрела на Ксюшу, кажется, губы ее тронула улыбка. – Вот ведь молодежь пошла… – Антонина Петровна, не заводите шарманку вашу. Давайте еще про войну! Сейчас только воды налью. Ксюша вышла из комнаты и вскоре вернулась с ведром и шваброй. С посудой в буфете она к этому моменту закончила. Я самозабвенно протирала и без того чистые стекла окна, не забывая поглядывать на улицу. – Кисет знаешь, что такое? – Нет, – честно ответила девочка. – Корсет знаю. – Вот тебе и курильщица, – довольно усмехнулась старушка. – В кисетах махорку-то и хранили. Выдавали пайки в ни на что не годных свертках. Надобно было пересыпать куда-то. Вот и использовали для этого небольшие мешочки. Только были они не простые, у каждого солдата свой, собственный. Чаще всего с вышивкой от любимой или инициалами. А коли боец голову сложил, то такие мешочки забирали и передавали как память. – Точно, я ведь такой в музее видела! Там еще надпись была нитками разноцветными… Что же там было-то? «Пусть любовь моя тебя хранит от пули», вот! – А знаешь ли ты, Ксения, кто еще такие мешочки на фронт шил, кроме родственников? |