Книга А в чаше – яд, страница 56 – Надежда Салтанова

Гидисмани опять пьяно захихикал и погрозил ей пальцем.

– Экие у тебя греховные мысли, почтенная Нина… Не ведаю, как он ушел, да только мне свою тунику оставил. Ты смотри – никому… – почтенный аптекарь привалился к стенке, склонился на скамью и уснул.

Подмастерье осторожно заглянул в комнату. Умница, слышал, что разговор, заходить не стал. Нина поманила его, велела сбегать к Гидисмани домой, попросить носилки.

– Не пойму, зачем он ко мне-то пришел, – вымолвила Нина в задумчивости.

– Да вся улица судачит, что Нину-аптекаршу во дворце привечали. Сегодня уже и медник приходил, бутыль вина приносил, и мой батюшка масло оливковое в красивой амфоре приготовил. Только они мне в руки давать боялись, мол, расколочу опять. Просили передать, что завтра зайдут. Да матушка хотела зайти, рассказ про дворец послушать. Зиновия, опять же, приезжала на носилках богатых. Грозилась завтра зайти. Может, и еще кто был, да я сам пришел после полудня. Вот и Гидисмани дружбу с тобой теперь хочет водить.

– Ладно, беги скорее, а то темнеет уже.

Нина подложила аптекарю подушку под голову, одернула его непристойно задравшуюся тунику. Вышла во дворик, ополоснула чашу из-под вина, что Гидисмани уронил. Голова Павлоса опять показалась над забором – видать, услышал ее шаги во дворике. Нина покачала головой, попросила не приходить сегодня. Он тоже поинтересовался, как там во дворце. Она пообещала завтра все рассказать. Сходила в дом за хлебом и запеченными яйцами для парня, пообещала следующим вечером сытным ужином накормить, до утра распрощалась. Она все еще надеялась, что Василий наведается. Проверила, что калитка открыта. Вот будет незадача, если придет великий паракимомен, а у нее на лавке пьяный мужчина храпит. Нина разозлилась на аптекаря, решила, что сейчас же его растолкает и выставит на улицу. Пусть сам до дома добирается как хочет. До его лавки недалече – как-нибудь добредет. Как будто ей хлопот мало.

Но едва она вошла обратно в аптеку, как в дверь постучали, и на пороге показались два рослых носильщика. Они, с шутками про то, как аптекарь к аптекарше пришел, погрузили тяжелого Гидисмани в носилки, унесли домой. Подмастерье тоже убежал к себе, пообещал с утра прийти пораньше. Нина вернулась к своим травам. Но застыла, задумавшись. В голове вертелся разговор с Лукой. Кто в бане тунику мог оставить? Может, там тоже кого отравили или хотят отравить? Неужто опять к сикофанту идти? Она так на бесполезных подношениях разорится. Вина от силы полкувшина осталось, надо в лавку отправляться. Мед тоже на донышке горшка блестит. Да и не хочется идти к этому ходоку по вдовам. И Гликерии голову задурил, и на Нину тоже давеча таращился, аж в краску вогнал.

Аптекарша от волнения и переживаний проголодалась, отрезала хлеба, крупной солью посыпала, масла плеснула прямо на ломоть. Откусив, потянулась было к вину, как услышала, что тихо хлопнула калитка. Аптекарша кинулась на задний двор, едва не плача от облегчения. Василий, закутанный в плащ, шел ей навстречу.

Пройдя за хозяйкой в аптеку, он привычно сел на скамью с подушками. Нина заперла дверь, загородила окно. Обернувшись к гостю, справилась о здоровье его и Романа. От волнения забыла даже предложить вина или угощения.

Василий ответил, что наследник здоров. Рассказал, что императрица довольна разговором с аптекаршей, что после Нининого ухода две патрикии не поделили что-то из принесенного товара, шум стоял – едва до драки дело не дошло. Так теперь и их мужья в разладе.