Онлайн книга «Кольцо царя»
|
Нина протянула обещанные монеты. Он отмахнулся. Опять обернулся к двери – хотел что-то сказать, но передумал и зашагал к своему дому. Нина осторожно вошла. Бросила взгляд на валяющегося на полу хозяина. Крови нет, и на том спасибо. Осторожно приблизилась, проверила дыхание. Жив. Вонь от перекисшего вина и застарелого пота ударила в нос. Вот ведь наказание – пьяница да буян! Не повезло Аглае. Тощий малец лет четырех подвывал на руках у матери. Та сидела на полу под окном, раскачиваясь, обнимала сына, шептала ему что-то. Слезы катились у нее по лицу, смешиваясь с кровавой струйкой, сбегающей с рассеченной губы. Туника на ней была разорвана, стройная нога видна до самого бедра. Аглая одной рукой держала сына, другой безуспешно пыталась прикрыть колени обрывком ткани. Подняв взгляд на Нину, она помотала головой. Губы ее кривились, руки тряслись, пытаясь справиться и с ребенком, и с разорванной расползающейся одеждой. Нина быстро подошла, перехватила мальчика, зашептала слова ласковые. Порывшись в корзинке, достала пару орехов. Малыш, еще всхлипывая, глянул заинтересованно. Нина села с ним на скамью поближе ко входу, отвернувшись от Аглаи. Протянула орех. Мальчик сунул его в рот и замер, вытаращив глаза и пережевывая лакомство. Проглотив, вздохнул прерывисто, посмотрел на второй в руке у аптекарши. Она кивнула. Второй орех мальчик прожевал быстрее, картавя пробормотал Нине благодарность. Аглая тем временем переоделась в другую тунику, просторную. Подошла к очагу, где стояла кадушка с водой, умылась. Вздохнула и села рядом с Ниной. – Тебе уйти лучше, Нина. Он сейчас очнется, тебя увидит и опять разъярится. – Ты в своем уме, Аглая? Если он разъярится, так тебе бежать надо. А ты так спокойно говоришь, как будто так все и должно быть. Ты ребенка-то пожалей. – А что мне делать прикажешь? Мы так и живем. Напьется, буянит, меня колотит. Но сегодня он уже меня бить не будет. – Говорила я тебе – иди к эпарху! Жалобу на мужа подай. – Я ходила, а меня прогнали. Сказали, чтобы с мужем сама дела улаживала. Вот видишь, улаживаю, – горько усмехнулась она. Глаза ее были сухи уже. На бледной щеке наливались краской следы побоев. – Дай-ка я тебя посмотрю да ушибы твои намажу. – Нина сунулась в корзинку. – Не надо. Он не сильно бил в этот раз. Так, по щекам немного. Да тунику вот разодрал. А так-то и хуже бывало. – Так ты ж голосила, будто убивают… – Так он затем и бьет, чтоб голосила да рыдала. Как слезы увидит, так и успокаивается. Он, когда пьян, и бьет слабее, и жалеет больше. Нина лишь головой покачала ошарашенно, отдала матери малыша. – Я тебе и раньше говорила, и сейчас скажу. В монастырь иди, в их ксенодохион[59]. Там уж всяко лучше будет, чем ждать, пока он покалечит тебя. – Ты зачем пришла-то? – Аглая бросила на Нину сердитый взгляд. Нина вздохнула: – Помощи у тебя просить пришла. Мне надо с Дарией поговорить. А в лупанарий соваться мне совсем нельзя. Ариста меня живой не выпустит. Может, ты дочку вызовешь? Скажешь, что отец приболел. Или еще что. Пусть она выйдет, я с ней поговорить должна. Я тебе хорошо заплачу, Аглая. – Вот еще! Не дело ты надумала, Нина. Не собираюсь я с тобой в ночи в лупанарий идти. Да нас самих за гулящих примут. Утром сходим. – Не примут нас за гулящих. В наши годы мы в лупанарии разве что убиральщицами работать можем. И мы туда с провожатым доберемся – вон, соседу твоему заплатим. А обратно от лупанария я тебе носилки найму, довезут как патрикию. Выручи, Аглая! Ты и дочь заодно повидаешь. Мне Аристе на глаза попадаться нельзя, охранники сразу донесут, что я пришла. А Дарию к матери вызовут – матери грех отказать. |