Книга Глубокие тайны Клиф-Хауса, страница 13 – Хельга Мидлтон

– Ужас какой! Не удивительно, Габби иногда бывает со странностями.

– Нет. Габби уже тогда была кремень. Ее вытащили, отпоили теплым молоком с медом, и она проспала после этого почти сутки. Наверное, так закалился или проявился характер. Рассказывали, что позже, уже в зрелые годы, Габби умела разруливать самые трудные ситуации.

Эйлин забрала из руки Габби иголку, сделала пару стежков, аккуратно сложила полотно вышивки. Тем временем Маргарет подкатила к креслу ходунки и помогла старушке за них взяться.

– Что это Габби вышивает? – спросила Эйлин.

– А, это… Это новый проект. С одной стороны, тренирует мелкую моторику, а с другой, совет дома решил обновить подушки в молельной комнате. Вот, паттерны для вышивки с библейскими мотивами закупили. Это для тех, кто молится коленопреклоненным.

У Эйлин вдруг поднялось настроение. Она кивнула в сторону ходунков.

– И кто же из вашего контингента еще может стоять на коленях? – улыбнулась она.

– Не многие. Но еще меньше тех, кто может с колен самостоятельно подняться. – В шутке Маргарет послышалась некая горькая двусмысленность.

Прежде чем выйти на улицу, Эйлин задержалась у дверей. Сквозь затемненное стекло хорошо просматривалась парковка для посетителей. На месте «Мерседеса» стоял красный «Ниссан».

Проводив врача «Скорой помощи» до дверей виллы, Дороти еще какое-то время постояла на крыльце. Вилла – это громко сказано. Домик. Небольшой и уютный.

Она смотрела вслед красным стоп-сигналам, затухающим и снова вспыхивающим, как огни маяка. Улица шла круто вниз, шофер был вынужден постоянно тормозить. Наконец буквы «AMBULANCIA» на задних дверях автомобиля сделались почти неразличимы, водитель прибавил газу. Пыль, поднятая тяжелым фургоном, стала оседать на дорогу, и страх за жизнь мужа тоже потихоньку улегся, отпустил.

Они с Генри несколько раз ездили в Испанию, прежде чем остановили свой выбор на этой деревушке, спрятанной в горах в двадцати километрах от Малаги. Снова жить у моря не хотелось. Летом – толпы туристов, зимой – серое однообразие неба, сливавшегося с морем.

Она вернулась в дом и тихо, на цыпочках вошла в спальню. Укол подействовал. Судороги прошли. Лицо Генри приобрело нормальный розовый цвет, дыхание стало ровным. Он спал.

Прихватив телефон и стакан холодной воды, Дороти поднялась на крышу дома. Там на всю ее ширину располагалась терраса. Половина пряталась под полосатым холщовым навесом, там стоял большой обеденный стол; открытая часть была заставлена шезлонгами и плетеными креслами для отдыха и загара. Дороти опустилась в одно из них – свое любимое. Оно стояло в углу террасы у самой ограды, и с него открывался чудесный вид на узкую лощину между невысоких гор. По дну расселины зимой текла нешумная речка, а летом дно обнажалось и покрывалось трещинами, напоминая каннелюры на холстах старинной живописи.

Из головы не шел вчерашний разговор с сыном. Он теперь взрослый, самостоятельный. Кажется, из него получился неплохой муж, возможно, и отцом будет хорошим. А все-таки чуть-чуть обидно: раньше он всегда всё матери рассказывал, советовался, а теперь только в известность ставит. Сообщает о новостях, когда они уже и не новости вовсе. Правду говорят: ночная кукушка дневную перекукует.

Вот и теперь. Позвонил, сказал, что в доме два скелета, что они с Нэнси добрались до Камбрии без проблем и всего за семь часов. Что дом дядюшки хоть и старый, но сухой. Есть камин, но Нэнси категорически не хочет, чтобы Мартин его топил. У беременных свои фантазии. Ей хватило находки в их родном доме. Рассказывал какие-то никому не интересные подробности. Ни разу не спросил про отца и на все ее расспросы о страшных находках в их семейном доме уходил от ответа. Под конец вспылил и сказал, что не будет совать свой нос в дела полиции. Если им с отцом так интересно то, что случилось тридцать лет назад, пусть приезжают и сами ведут расследование, как эта дурочка Эйлин, которая жить не может без загадок и их разгадок. Все! Hasta la vista!^[6]