Книга Посох Велеса, страница 122 – Евгения Кретова

По-прежнему спокойный, слегка взъерошенный. Сердце опять предательски оборвалось: она все еще верила, что есть какие-то неизвестные ей обстоятельства, которые полностью объясняют его предательство.

Хотя… какие оправдания могут быть у предательства? В это время Антон, помявшись за спиной Афросия и, видимо, услышав, что она сейчас «очухается», молча вышел из зала, плотно прикрыв за собой низенькую полукруглую дверь.

Душа сжалась в маленький комочек и замерла, словно оледенела. Разум застыл на мгновение, но, потеряв последнюю надежду, больше доводов в защиту Антона не выдвигал. Разум вынес вердикт, окончательный и обжалованию не подлежащий: трус и предатель.

Все.

Точка.

Катя повела плечами, стараясь как можно быстрее избавиться от неприятного чувства брезгливости.

Душа глухо молчала.

А зал погрузился во мрак. Катя только успела запомнить, где находится дверь, через которую вышел Антон.

Вокруг нее медленно начали вращаться разноцветные огоньки.

Она их заинтересованно разглядывала, ведь смотреть больше было не на что – только пустота и темнота. В ладони камень из шкатулки, мерцающий разными цветами, он становился то алым, то васильково-синим, то изумрудно-зеленым, то белым.

Легкий толчок. Пространство вокруг дернулось и застыло на мгновение. Хлопок и сильный ветер, порывом ворвавшийся в подвал, на миг перехватил дыхание и стих.

В этот момент она почувствовала, что помещение изменилось, оно перестало быть пустым и заброшенным. А сама она словно потеряла тело. Оказалась бесплотным духом. Влекомая неведомой ей силой, Катя вырвалась из подвала, помчалась по широкому пустынному коридору, освещенному гранеными светозарами, проскользнула по узкой винтовой лестнице, вылетела на верхнюю анфиладу, открытую зимнему студеному ветру и холодному солнцу.

Странное ощущение возникло у нее. Будто вернулась она домой.

И узор на стене – знакомый. И выщербленные перила – родные. И ветер – любимый. Она выглянула в окно.

Серебряным покрывалом сковала зима всю округу, насколько хватало глаз. Сосны величаво поскрипывали заснеженными кронами, перешептываясь. У их корней боязливо жались пушистые елочки в богатых снежных шубках.

За небольшим сосновым бором вилась узкой лентой закованная в лед река. Дальше – насколько хватало глаз – бескрайняя равнина, уходящая в пепельно-синее небо.

Она знала это место. Этот изгиб реки. Этот лес. Это Александрия. И когда-то, когда время сметет последние краски жизни из этих стен, это место станет заповедником под Красноярском.

За спиной послышался детский заливистый смех.

Катя вздрогнула.

В анфиладе появилась девочка в длинной, до земли, бархатной шубке василькового цвета, подбитой белоснежным мехом, и такого же цвета шапочке. Светло-русые коротенькие косички растрепались и торчали пушистой бахромой. Девочка раскраснелась, заливисто хохотала, убегая от кого-то пока не видимого Кате, и ее бойкие ножки с шумом топали по замерзшему камню.

– Доченька, – услышала Катя знакомый голос и онемела, – не упади!

– Да что с ней станется, с егозой! – отозвалась девочка лет десяти, прямая как жердь, с длинной гладкой косой, шедшая рядом.

Катя как зачарованная смотрела на вышедшую из-за поворота молодую женщину. Светло-русые волосы, нежный овал лица, высокий лоб, нос прямой, чуть пухлые губы, большие ярко-синие глаза цвета байкальского льда, даже махонькая бежевая родинка над губой – все было знакомо.