Книга Копьё Маары, страница 52 – Евгения Кретова

– Катя, – откуда-то издалека, едва слышно, звала ее Ярушка.

И Катя пошла на голос. И тут же золотистая зала поблекла, стала меркнуть и отдаляться, а Катю тяжелой волной придавила острая боль. Она неотвратимо разливалась по телу, заполняя все собой: девушка почувствовала, что ей нечем дышать.

– А-а-а! – Терпеть больше не было сил, Катя чувствовала, как билась в чьих-то сильных и заботливых руках.

– Тише, сейчас все пройдет… – обещал еле слышный Ярушкин голос, но облегчение все не наступало.

Боль волна за волной настигала ее, казалось, навсегда топя в черных тягучих водах.

– Бабушка, что же делать? – Голос Ярушки стал плачущим и еще более тихим. – Есть хоть какой-то способ ей помочь?

Способ? Помочь? Кому? Снова яростная волна накрыла с головой, оглушив. Вывернула наизнанку. Сознание Кати оборвалось и помчалось прочь от тихого, но такого родного голоса Ярославы. Темно-стальные воды сковывали тело, перехватывали дыхание, проливались стремительным потоком в гортань, удушающе липко окутывали лицо. Страшно. Жутко. Больно.

Катя поняла, что почему-то видит себя со стороны. Вот ее изломанное болью тело, серое лицо с почерневшими губами и синими впадинами глазниц. Она мечется в бреду, цепляется непослушными пальцами за траву и хрипит. А над ней склонилась Ярушка. Рядом с ней – раскрытый мешок, какие-то свертки, непонятные склянки. В призрачном свете Катя видела, как вокруг них клубится морок.

Ее внимание привлек запах костра. Откуда он здесь? Вместе с дымным ароматом, с примесью горячих трав, темно-синюю пелену то тут, то там прорывали тонкие золотые нити. Катя легко протянула руку и дотронулась до одной из них. И тут же золотая нить обвила ее запястье, мощным вихрем подхватила, выдернула из вязкой темноты. И уже через мгновение, вырвавшись из черного океана, захлестнувшего ее, Катя почувствовала облегчение: боль медленно, рыча и оглядываясь, отступала. Приятное тепло обволакивало и баюкало, а искрящиеся золотые нити, опутав девочку с головы до ног, змейками проникли под кожу и растворились, принеся с собой легкость и умиротворение.

– И как кровь моя коснется неба, так черная лихорадка пусть отступит, боль под камень уйдет да на дне схоронится на века да на ве́ки вечные. Кровью своей защищаю, кровью своей запечатываю, кровью своей даю то, что украдено, – откуда-то издалека донесся до нее Ярушкин голос, и Катя окунулась в прохладу летней ночи и свежий аромат трав.

Заботливые руки чем-то укрыли ее и, слегка приподняв, подложили под голову что-то мягкое.

Катя с благодарностью улыбнулась и тут же заснула.

Дед Белоус, Истр и Аскольд так стремительно скрылись, что не успели заметить ни метнувшийся в темноте кинжал, ни ранение Кати.

Выскользнув за пределы джунгарского лагеря, они обогнули его кругом, скрытно зашли с другой стороны. Таясь, скользили между шатрами, пережидали в тени, пока мимо не пройдут караульные. Аскольд с сомнением поглядывал на старика, но тот передвигался так уверенно, будто доподлинно знал, где находится его посох.

– Дед Белоус, – позвал Аскольд.

Дед остановился, приник к земле:

– Чего тебе? Устал?

Парень мотнул головой:

– Да не, не то… Куда мы сейчас?

Дед Белоус бесшумно двинулся вперед, отозвался глухо:

– Посох мой наследный надобно добыть, сказывал уже.