Книга Альтераты: миссия для усопших, страница 76 – Евгения Кретова

– А выпишите когда?

Медики понимающе улыбнулись:

– Поживём – увидим.

***

В палату её перевели к обеду.

Бледно-розовые стены встретили её запахом щей и паровой котлеты.

А ещё через какое-то время пропустили маму.

Бледная, заплаканная, она постарела и осунулась. В глазах плескалось беспокойство и отчаяние.

Лерка перехватила её взгляд, взяла за руки и притянула к себе. Обняла крепко, на сколько позволяли катетер и исколотые пальцы.

– Всё хорошо будет, – шептала она, поглаживая её по спине, как маленькую.

И сама верила в то, что станет лучше.

Дни тянулись одинаковой чередой ранних подъёмов, уколов, процедур, осмотров. Игоря Ивановича удавалось радовать и с каждым днём всё сильнее.

Лерка искренне надеялась на скорую выписку, уже строила планы.

После работы к ней заехала Светлана Павловна:

– Так домой хочу, – прошептала Лерка, свесив худые ноги с высокой койки. Она заметила, как напряглась при этих словах мать. – Хочу котлет нормальных, с мясом и чесноком. И картошку жареную… Пожарим? И с Гашкой хоть в кино схожу или в музей.

Мать быстро отвела взгляд. Лерка почувствовала неладное:

– Мам, а чего Гашка ко мне ни разу не приходила? – прищурилась она.

– Да не пускают к тебе. Только меня, – та развела руками и засобиралась домой: – Поеду я, дочка, а то все пробки соберу, пока до дома доберусь. Перед работой заскочу, котлеток тебе домашних передам.

И, торопливо чмокнув дочь в щёку, выскочила из палаты.

Лерка вздохнула. Вроде как всё логично, но выглядит так, будто мать что-то скрывает.

В коридоре промелькнула чья-то тень: свет моргнул и выровнялся. Лерка к этому уже начинала привыкать.

Недавний разговор с Рагдой многое поставил на свои места.

Она – иная. Она – альтерат. Не сумасшедшая.

Видеть усопших – её дар или проклятие.

Здесь, в больнице, их слишком много. Словно здесь сомкнулись два мира.

Лерка постоянно чувствовала знакомый холодок, кутаясь от него в неуклюжий байковый халат. Медсестры и пациентки из других палат удивленно на нее поглядывали, за глаза называли "стукнутой". А Лерка видела их всех: ныне живущих и недавно ушедших.

Вчера, после отбоя, относила в столовую пакет молока. Страшно болела голова и ушибленное запястье.

У стены, на узкой скамейке, сидела, вздрагивая плечами, кроха лет девяти: редкие рыжие волосики расплелись, разметались по исхудавшим плечам, мятая пижама висела как на вешалке, разношенный тапочек сполз с ноги. Лера присела рядом.

– Эй, ты чего плачешь?

Девчонка повела острым плечом, отвернулась.

– Если ты мне скажешь, то, может быть, я смогу помочь. А если отвернешься, то точно – нет.

– Я маму потеряла… Я ищу её, а её всё нет нигде, – она повернула несчастное личико. У неё оказалось веснушчатый и курносый нос пуговкой. – Как думаешь, она потерялась?

– А ты сама что думаешь? – Лера пыталась не причинить боль.

Девочка задумалась. Её слезы постепенно высыхали, она стала совсем серьезной.

– Думаю, потерялась я, – отозвалась она. – Я здесь давно лежу. Не на этом этаже, выше. Там большие стеклянные боксы. И все всегда ходят в масках, – она повернулась к Лере. – Знаешь, когда я засыпала, у меня совсем не было волос. А сейчас – смотри какие длинные. Как раньше. Ещё до болезни.

Она положила руки на колени, задумчиво уставилась на носок своего тапка, закусила губу.

– Тебе очень идёт с такими волосами, – подбодрила Лера.