Книга Сезон охоты на кротов, страница 65 – Евгения Кретова

— Это все можно узнать? — Виктория слушала, чувствуя, как холодеет внутри.

Жека кивнул:

— Да, и многое другое. Если, конечно, на той стороне не работает продвинутый хакер, который зачистил все данные. Но все равно что-то должно остаться. И по сотовому оператору пробьем, регион, откуда отправлено сообщение.

Антон качала головой:

— Я думаю, надо связаться с этим Обуховым. Что, если это те же самые люди, что убили Юрьева…

— А есть за что? — Жека шумно выдохнул: — Я имею ввиду, есть за что тебя прессовать сыном из-за Юрьева?

Антон поднял на него взгляд:

— Сосновский плетет, что «Аллюр-строй» и «Сегмент-монтаж» обанкрочены из-за меня. Мало ли кому он об этом еще наплел и в каких криминальных схемах участвовал Юрьев. Ты его знаешь, Жека… Там может быть все, что угодно.

Безопасник помолчал:

— Да. может, ты и прав. К тому же у федералов возможностей все равно больше, чем у нас.

Москва, вечер пятницы

Обухов вернулся в столицу к вечеру.

Зайдя в квартиру, обратил внимание на тонкий аромат поджаренной курицы. Сглотнул слюну.

— Ох, соседи сегодня расстарались, — пробормотал, направляясь из коридора сразу в кухню. Он замер на пороге — на столе в глубоком блюде его ждала приготовленная в «рукаве» курица. Рядом с ней лежала записка: «Не дождалась тебя. Приятного аппетита, оставь мне кусочек — готовила по новому рецепту. Влада».

— Блин, — Гаврила мучился между чувством голода, желанием набрать номер бывшей жены и выбросить чертову птицу в мусорное ведро. — Эта женщина меня в могилу сведет…

Он бросил записку на стол, сел и вперил голодный взгляд в румяные бока курицы. Он чувствовал, как удавка на шее затягивается, как разрастается в груди раздражение.

Влада позвонила сама.

— Приехал? — поинтересовалась почти равнодушно.

— Это что вообще? — хмуро поинтересовался.

— Ты об ужине? — Влада задумчиво отозвалась: — Я решила воспользоваться старинной мудростью — путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.

— А зачем тебе путь к моему сердцу? — Обухов отвернулся от приготовленного блюда, чтобы ненароком голод не сыграл с ним дурную шутку и желудок громко не проурчал в трубку.

Влада вздохнула:

— Я так и знала, что ты обидишься.

Гаврила встал, подошел к окну, приоткрыл форточку, впустив в квартиру шелест шин по мокрому асфальту.

— С чего ты взяла?

— Ты всегда ворчишь, если обиделся…

— А я не ворчу.

Женщина снова вздохнула, но спорить не стала.

— Ладно, — пробормотала примирительно. — Скажи хоть, вкусно получилось или нет. Я с розмарином делала, помнится, ты его любишь…

Обухов посмотрел на сое отражение в стекле — немолодой, потрепанный жизнью мужик, с острым, чуть раздраженным сейчас взглядом, небритый и помятый.

— Влада, что происходит? — Он отвернулся от окна, присев на подоконник. — То ты приезжаешь на работу, то домой, то задаешь странные вопросы, пытаясь выяснить, из-за чего мы все-таки разошлись… Теперь вот курица эта… — Влада молчала, он слышал ее ровное дыхание. Откашлялся: — Ты зачем все усложняешь, я ведь предложил — давай начнем все с начала.

— Я так не могу. Не хочу… Не хочу, чтобы снова… пришлось уходить, — она всхлипнула. Не могла же она признаться, что скучает, что то и дело ловит себя на внутренних диалогах с бывшим мужем, что обращается к нему в пустоте своей квартиры и покупает его любимый сладкий йогурт с персиком, хотя сама терпеть его не может.