Книга Повелитель ночи, страница 73 – Юлия Евдокимова

— Не поняла? Вернее, боюсь, что поняла тебя неправильно.

— Да вот, красноречие меня покинуло. Я хочу… чтобы мы жили вместе. В Тоскане. Хочешь- на вилле, хочешь — в замке на винограднике.

— Ты забываешь, что я иностранка. Я завишу от визы и никто не даст мне вида на жительство. Так что при всем желании я смогу только приезжать, пока мне эту самую визу дают.

— Я понимаю. Но этот вопрос мы легко решим. Обещаю!

А потом они отправились в Брàгору, где дотронулись до каменного сердца на низком портике. Возможно, именно там, где три века назад его коснулись две других руки.

***

Весь вечер они пили просекко в компании Джойи, Анджелины и Сары, а потом и капитана Флавио, и легли поздно, а встали на рассвете, потому что Лапо хотел возвращаться домой немедленно. Он весь измаялся в нелюбимой Венеции, уверял, что этот город выдувает изнутри не только все тепло, но и душу.

А Саша, которая никогда не принимала Венецию близко к сердцу, почувствовала, что ее темное колдовство все больше проникает в кровь.

Она перекатывала на языке слова на венецианском диалекте, прекрасно понимая, почему первый оперный театр в мире появился именно в Венеции. Ну зачем произносить длинные слова, когда их можно просто петь?

Signore здесь превратился в sior, сын — figlio в fio. Названия церквей становились единым словом, например, Сан Джованни Кризостомо (Святой Иоанн Креститель) превратился в Дзангризостомо.

Пропали последние гласные в фамилиях, Контарини стал Контарином, Лоредани — Лореданом, Корнеро- Корнером, вот и капитан Флавио совсем не Маркони, а Маркон. И даже дом- casa произносится здесь ca’, а проход под портиком, sotto il portico — sottoportego. И она пела про себя мелодии венецианских слов. Непонятным образом обыденные слова становились здесь музыкой.

Лапо прав, пора выбираться из Венеции, разрывать прохладную паутину ее декабрьских лап, стряхнуть с себя туман ее темной магии… Она бросила последний взгляд на маленькую квартирку и закрыла за собой дверь.

Венеция еще спала. Золотистый свет фонарей слегка рассеивал темноту, превращая каналы и фасады старых домов в декорацию из старого фильма. Зашумел мотор, это приближался заказанный Лапо катер-такси.

Саша обернулась. Посреди пустой улицы прямо на мостовой в свете фонаря сидел большой темный кот.

Наверное, это про него люди рассказывают, что он появляется из ниоткуда и исчезает в никуда, словно призрак. Но призраки не едят кошачий корм!

— Прощай, Платоне. Присматривай за своими хозяевами. Он скоро на ней женится, я-то знаю! И спасибо. Ты спас меня.

Девушка сделала шаг, потом другой. Фонарь мигнул, потух всего на долю секунды, но, когда он зажегся снова, в круге света было пусто.

Саша оперлась на протянутую руку Лапо и села в катер.

Впереди шли восемь знаменосцев, за ними следовали несколько судебных чиновников, шесть музыкантов с серебряными трубами; здесь были послы иностранных государств, за которыми шли представители дожа.

Затем опять музыканты, а вслед за ними — чиновники ниже рангом, клерки и нотариусы. Процессия делилась на три большие группы, в которых религиозные деятели и государственные власти располагались в особом порядке, взвешенно и сбалансированно, как положено в Светлейшей.

В середине шел дож, центр был средоточием власти. Рядом с ним — два самых важных посла, папский легат и посол императора. Расходясь от центра, в процессии в должном порядке двигались представители разных классов и церковной власти. Граждане шли перед дожем по восходящей шкале рангов, аристократы за ним, по нисходящей шкале рангов. Аристократы выглядели довольными, улыбались. Царила атмосфера спокойствия и безмятежности. Знаковый день, юбилейный: только что коронован сотый дож Венецианской республики, Карло Контарин, шестой дож из знаменитой семьи, давшей Венеции самое большой количество правителей.