Книга Мю Цефея. Только для взрослых, страница 69 – Александра Давыдова, Ринат Газизов, Яков Будницкий, и др.

Разве виновата я, что она так и не смогла довести исследование до конца? Нет, нет моей вины в ее неудачах, но я все равно здесь, в этом рассыпающемся доме, стерегу сон безумной старухи и даже не знаю, что будет, когда она умрет. Куда мне тогда деваться?

Какой бы я была, окажись моим хозяином кто-то другой?

Туллия Кло-до-Ри, хранительница инженерных практик, декан, нищая, безумица, бездомная, пожирательница чужих объедков. Тридцать семь лет назад она нашла меня в завалах хранилища, в углу, затянутом паутиной, в том отсеке, где погребены навечно умные вещи, ключи к которым давно утеряны. Нашла и смогла вернуть к жизни. Поначалу я думала, что она создала меня. Туллия вовсе не убеждала меня в этом, просто я так решила. Но потом вспомнила правду.

— Если бы ты не трогала меня, оставила спать, в каком мире бы я проснулась? — зашептала я, сжимая кулаки. — А не проснулась бы, так и лучше. Лучше бы ты не могла быть хозяйкой моему племени, лучше бы на твоем месте оказался очередной бездарный профан. Но нет, такой не стал бы рыться в архивах, не отрыл бы в заброшенном хранилище умную вещь, не починил бы ее, не сделал бы меня мною. Я хочу поверить Микаде, но голоса твоего безумия шепчут мне: она не вернется, она лжет, я всего лишь развлечение для нее, я игрушка. И я не могу заглушить их.

Я отравлена тобой.

В отчаянье я дернула нить, что связывала нас с Туллией до конца ее жизни, и нить, вытянутая из Безликого пространства, упала кольцами на серый пол. Не нить даже, тонкая веревка, дрожащая черно-желтая кишка, наполненная такой дрянью, что анализатор сошел с ума, когда она проявилась. Но мне не нужны были его данные, я и так знала, что от нити исходит вонь застоявшегося гноя и порченого мяса. Запах безумия, которое я годами выкачивала из разума Туллии, пока не сдалась.

Я опустилась на колени, схватила нить — она жгла мне руки, и в голове заорал истошно сигнал опасности, — надавила и задохнулась. Но продолжала давить, крутить, рвать эту дрянь, уничтожать годы служения, смысл своего существования, все, чем я была.

И вот оно растеклось — источающая смрад масляная лужа, а Туллия захрипела и проснулась.

— Шизума… — Она села, оглядываясь удивленно, потом охнула и опустилась назад. — Где… ты? Сердце у меня… заходится…

Меня саму шатало; тело еще сохраняло частичку связи с человеком, но уже осознало, что новой пищи не будет какое-то время и пора переходить в режим экономии. Я ощущала буквально, как замедляются мои движения, мысли, время.

— Я здесь, хозяйка, — машинально ответила я. У Туллии еще хватило сил нахмуриться и пробормотать:

— Не зови меня… так… я просила…

Но если она и хотела сказать мне что-то еще, то уже не смогла.

Я смотрела, как она умирает. Ее хрипы стихли, лицо разгладилось, челюсть ослабла и опустилась. Человек, лишенный жизни, всегда странно меняется. Я и раньше видела это.

Она действительно когда-то просила не называть ее хозяйкой, но… лет тридцать назад, не меньше.

Покачиваясь и спотыкаясь, я добрела до Общих залов. Спектакль, должно быть, уже подходил к концу. Я еще вскарабкалась на крытую платформу, где покоился сундук Микады, но открыть в его стенке потайную дверцу и забраться внутрь уже не смогла. Улеглась рядом, закрыла глаза, и ко мне приблизились мои воспоминания, встали рядом, прикоснулись к плечам, рукам и ногам. У них были человеческие лица и мохнатые паучьи лапки.