Онлайн книга «Мю Цефея. Игры и Имена»
|
Две совершенно одинаковые рыбки. Только рыбка Германа холодная, как лед, удивительно, разве дерево может быть таким холодным? Рыбка Есении — нагретая теплом человеческого тела. Два маленьких почерневших сома с длинными усами. «Господи, зачем я приехала в это проклятое место? Надо бежать». — Но Есения не двинулась с места. Как бы сильно ни огрызался страх перед неизвестностью, любопытство пересилило. Даже не любопытство. Подспудное желание остаться и — Есения не отдавала себе отчета — что-то внутри нее, что жаждало остаться, какой-то осколок, будто она когда-то напоролось на битое стекло и затем чужеродные осколки проникли в ее кровь. Нет, скрытое дождевой хмарью чувство, желание — желание обрести целостность? Но Есения страстно не хотела этого признавать. — Говорите. Герман не торопился. Стемнело. Обходя дом, Есения видела несколько уличных ламп, они висели по углам дома. Но Герман, кажется, не собирался их зажигать. Доносилось журчание реки, хотя река — далеко. Из-под звериного запаха выбивался запах тины. — Тут все просто, как видите, — медленно заговорил Герман. — Аграфена Борисовна зналась с духом реки, рыбьим царем. Вы были ему предназначены. Должны были уйти в реку. Почему именно вы? Весь окружающий нас мир пребывает в гармонии. Человек часто не понимает и не принимает гармонии. Но в природе все устроено по уму, все идет своим чередом, и весь секрет в том, чтобы научиться принимать жизнь такой, какая она есть, и себя тем, кто ты есть. Вам не нравится это слово — перевертыш. Мне тоже. В нем заключено что-то двуликое, двуличное — будто бы двойственное, как добро и зло. Как будто одна часть перевертыша, человеческая часть — это хорошо, а рыбья — нет. Герман достал самокрутку, щелкнул зажигалкой. На секунду огонек озарил его лицо. Есении оно показалось одутловатым и восковым. Сидели в ночной темноте. И только едва заметным огоньком тлела самокрутка. — Почему некоторые люди рождаются перевертышами? Я много над этим размышлял, но так и не нашел ответа. Это нужно принять. Законы природы не подвластны человеку и не всегда понятны. И если нам не дано чего-то познать и объяснить, то нужно это принять как должное. Если так бывает, значит, так надо. — Но! — перебила Есения и осеклась. Часть ее, суетная, человеческая вопила о том, она, как рыба, путается в сетях. Герман выпустил колечко дыма. — Да говорите уж, коли перебили. — Вы предлагаете мне смириться с тем, что моя сестра станет рыбой, что я потеряю ее навсегда? Вы хоть понимаете, что говорите? Я не позволю какому-то рыбьему царю ее умыкнуть! Есения замолчала, бессильно, злобно. Больше всего злило, что Германа она не задела. Он продолжил говорить так же тихо и спокойно: — Вы что же, хотите сразиться с ним? Или будете изнурять себя вечным бегством? Вы не хотите увидеть одной простой вещи: рыбья сущность — это не зло. И река не отбирает у вас Еву. Вы сами отбираете у себя сестру. Разве хорошо, что вы скрываете от нее правду? — Я ее защищаю! Я! — Есения бессильно зарычала. Ей не хватало воздуха. Кружилась голова. Накатывала тошнота. Этого просто не может быть. — Зачем вы мне говорите этот бред? Я хочу уйти. — Но не уходите, — очень просто и без усмешки ответил Герман. Есения издала сдавленный крик отчаяния, похожий на собачье рычание. |