Книга Мю Цефея. Игры и Имена, страница 30 – Александра Давыдова, Дмитрий Орлов, Александра Хохлова, и др.

— Во-о-от! И получается, что мы имеем такого же человека, только свободного от морали и имеющего неограниченные возможности. Все упирается в контроль. Правильно, пап?!

Павлов встрепенулся, вынырнул из сумрачных мыслей, навеянных разговором сыновей.

— Конечно! — заявил он. — Вовремя не проконтролировал — червяка сожрали!

Машина, катившая к городу по сумеречному шоссе, ненадолго взорвалась дружным хохотом.

* * *

Потоптавшись немного по пустой квартире, Павлов не выдержал, собрался и пошел к метро. Благо, ехать было недалеко.

С тех пор как «Площадь Гагарина» закрыли на ремонт, людей на станции «Ленинский проспект» стало поменьше. Не то чтобы Павлова это слишком напрягало, он выходил здесь лишь по случаю — рядом находились несколько интересных магазинов. Но глаз все равно отмечал этакую человеческую разреженность, непривычную предтечу запустения, от которой становилось не по себе. Хотя, казалось бы, в этом городе уже давно никто не любит толпы.

Павлов пролез под черно-желтую полосатую ленточку, сунул покосившимся отдыхающим работягам корочки Роскачества. Корочки не имели здесь никакой силы, но вникать никто не стал. Немного послонявшись у перехода между станциями, не решаясь пройти дальше, Павлов для вида спросил:

— Как протекает?

— Не протекает ничего, — миролюбиво ответил кто-то. — Все сухо и комфортно.

Павлов усмехнулся.

Динамик под потолком зашуршал, ожил и начал что-то бормотать.

— Опять тестируют, — сказал тот же мужик. — Вчера только проложили. А звук — дрянь.

Остальные тоже оживились.

— Причем отдельную линию к каждому, — подал голос один. — Сам тянул. Зачем — непонятно.

— Эксперимент какой-то, говорят, — сказал другой.

— Да пилят, как обычно! — воскликнул третий.

Бубнеж над головой оформился в негромкие слова, настолько трескучие, что разобрать их получилось не сразу. А когда получилось, по спине Павлова вдруг пополз неприятный холод.

— Стой… — повторял женский голос, ждал пару секунд и повторял: — Стой… стой…

Павлов оглянулся. Рабочие, похоже, не придавали никакого значения этой литании. А возможно, просто не разбирали слов.

Конечно, с ними же роботы не разговаривают.

Пока Павлов шел по коридору, он понял, что имелось в виду под отдельной линией. Каждый динамик бубнил собственное слово собственным голосом. Причем, если не подводил слух, как только Павлов отходил от очередного динамика достаточно далеко, тот отключался.

— Стой… стой… стой… не ходи… не ходи… не ходи… дальше… дальше… дальше… иначе… иначе… иначе… глупости… глупости… — Павлов невольно перешел на бег, — будут… умножаться… умножаться…

Последнее слово заглушил шум подошедшего состава. Павлов взбежал по отключенному эскалатору, кинул взгляд на поезд — и опешил.

Вагоны поезда были расписаны игреками. Разных размеров, цветов и шрифтов. В виде граффити, в виде строгих геометрических форм, в виде каллиграфических завитушек. Составленными из игреков поменьше, переплетенными друг с другом, наползающими на окна и двери. Невероятное нагромождение игреков, которое глумилось над Павловым, издевалось над ним, безо всякой логики и смысла.

Среди игреков внезапно обнаружился QR-код. Павлов спохватился, неловко вытащил смартфон, сделал фотографию. Щелчок камеры будто разбудил поезд — тот тронулся, набрал скорость и вскоре уехал прочь, в темноту вечерней Москвы. Только сейчас Павлов понял, что внутри сидели люди, с интересом разглядывавшие закрытую станцию. Они ехали на расписанном игреками поезде и не видели в этом ничего особенного.