Книга Ожог Крапивы, страница 103 – Галина Чередий

— Какой? — спросила его, осторожно пристроив голову на его здоровом плече.

— Ну той, что действительно кайфует так же и от того же, что и я. От секса отвязного. В смысле не терпит мою озабоченность, не даёт снисходительно, не делает одолжение, позволяя, не поощряет за что-то, как у ба… девушек частенько. Просто кайфует от всего наравне со мной. У меня именно от этого в тебе больше всего крышняк рвет.

— Я не знаю, — чуть пожала плечами, наслаждаясь моментом послевкусия. — Как можно знать такое наперед.

— Никак конечно. Но тогда мне нужно знать, отчего ты можешь перестать меня хотеть. И обязательно такое не допускать и предотвращать.

— Блин, Крапивин, а ты можешь помолчать пять минуток и дать мне покайфовать спокойно, вместо того, чтобы едва кончив, планы будущих стратегий сохранения сексуального притяжения начинать разрабатывать? — не выдержав, фыркнула в его плечо. — И вообще, я тебе там, как нормальному больному, завтрак в постель принесла, а ты вон чего.

— Завтрак это супер, Лисенок, но минет в качестве доброго утра несравненно лучше. Вот прямо даже рядом не стояло.

— Ну ладно, юристом ты быть категорически не хочешь, а кем хочешь? — спросил у Алиски, растянувшейся рядом со мной на постели. После того, как мы выбрались из душа, она оделась, сходила к Татьяне и, пока я быстро подмел завтрак, раздобыла несколько эластичных бинтов и таки замотала мне ребра и как смогла воспроизвела фиксацию ключицы. А я сдался, пусть себе делает, что хочет, лишь бы делала она это со мной.

— Химиком, наверное, — ответила моя внекатегорийка, подумав с полминуты. — Я в школе очень химию любила.

— Серьезно? — я аж приподнялся, чтобы в лицо ей заглянуть. — Кто вообще любит химию, тем более в школе?! Я ее прям терпеть ненавидел, как и химичку нашу.

— Это Евгению Яковлевну, что ли?

Все забываю, что учились мы с ней в одной школе. Вот же штука какая, ходила мимо меня моя рыжая внекатегорийка незамеченной, годами, небось ходила, а теперь глаз от нее отвести не могу. Хотя, тогда у меня Маринка была, и если бы сама не бросила за неисправимую шлюховатость, то я бы никогда … Наверное… Никогда бы не случилось нас с Алиской. Или чему быть, того не миновать?

— Ее. Страшная такая, очки эти толстые, на башке черте что, зубы передние, как у лошади, потом от нее разило, хуже чем от мужика, так ещё и злющая, — вспомнил, как мне указкой по рукам за списывание прилетало и содрогнулся.

— Ничего подобного! Не злющая она была, просто очень требовательная и предмет свой по-настоящему любила, — возразила Алиска. — А насчёт внешности — ну не всем же красавицами уродиться и не все за внешность любят.

Ну да, не все, есть ещё в женщинах масса других достоинств, но ведутся то мужики изначально на что?

— Не всем, но можно же … не знаю, что-то там с волосами было сделать, одеваться не в балахоны какие-то, очки опять же не в такой страхолюдной оправе носить, да мыться почаще, чтобы не разило, наконец.

— Много ты понимаешь, стилист. Может ей не для кого было стараться хорошо выглядеть, не для вас же, балбесов озабоченных. Вот сто процентов уверена, что уроки черчения ты обожал, — и эдак глазами хитро зыркнула.

— С чего взяла? — включил я дурака, хотя сходу понял все.

— Да с того, что все парни в школе старше тринадцати слюни пускали на эту жопастую Людмилу Георгиевну, — фыркнула раздражённой кошкой Алиска.