Книга Ожог Крапивы, страница 124 – Галина Чередий

— Если так, то я увижу это и тогда наше расставание станет реальным фактом для меня, — ответила ему, посмотрев на показавшийся наконец вдали поезд, издавший пронзительный гудок.

Да, в этом и есть моя главная проблема. Я не ощущаю этого самого факта. За эти недели он не пустил корни в моем сознании, не окреп, не стал основой, от которой можно было бы оттолкнуться и пойти дальше. Тем более, что возможностей хватало, ребята в стройотряде подобрались замечательные. Веселые, компанейские, симпатичные.

Несмотря на то, что все мы за день офигеть как упахивались на стройке, жить приходилось в армейских палатках по десять человек, из удобств только речка и щелястый дощатый сортир, а готовили мы сами по очереди на походной армейской же кухне, вечера все равно выходили неизменно фееричными. Костры, пара бутылок дешёвого портвейна по кругу, песни под гитару, танцы под кассетник, куча историй, страшных и смешных, хохот до трёх утра, когда вставать уже в шесть, ночные купания в невидимой под слоем тумана речке…

Вот странное дело, до того, как мать сошлась с Робертом меня каждое лето отправляли в пионерские лагеря, иногда на несколько смен подряд. И я терпеть этого не могла. Все эти зарницы, побудки под горн, зарядки, хождения строем к морю, мероприятия добровольно-принудительные, дискотеки идиотские. А ещё родительские дни, в которые ко мне никто никогда не приезжал.

С появлением Роберта, конечно, поездки в лагеря закончились. Были Лазурный берег, Мальдивы, Канары, Бали. Красиво, роскошно, но все так же одиноко, когда присмотр за тобой поручают постороннему человеку.

А вот эти недели в стройотряде я не забуду никогда и вспоминать буду с теплотой. Я нисколько не удивилась, увидев на перроне по прибытии Леонида, пробирающегося ко мне через толпу. Я ведь догадалась, что отец не оставил меня без присмотра. И хоть в лагере или поблизости никого эдакого ни разу не замечала, но все поняла, когда в один из первых вечеров к нам заявилась компания сильно подвыпивших местных парней. Они вели себя развязно, грубили, попытались к девчонкам приставать, наши ребята в ответ им наваляли и шуганули. Тогда местные пообещали, что вернуться очень скоро большой толпой и не с пустыми руками, ждите, мол. Но никто так и не появился, и даже когда наши бегали в ближайшие пару деревень в сельпо, никто к ним не цеплялся.

— Добрый день, Алиса Александровна! — поздоровался отцовский водитель. — Куда едем? В дом Павла Николаевича? В вашу квартиру?

И он протянул мне знакомый брелок с ключами от материнской квартиры. Это мне, выходит, опять позволено там жить? Типа я прощена или просто мать устраняется от попыток меня воспитывать. Сомневаюсь.

По уму бы стоило заехать, помыться по людски после пяти недель речных водных процедур и почти суток в душном плацкарте, но чем ближе я подъезжала к родному городу, тем жёстче натягивалась внутри струна, так и не отпускавшая все это время. И сейчас она ещё и задрожала-загудела, требуя ускориться. Мне нужно наконец узнать.

Я проснулась с четким пониманием этого сутки назад и тут же начала собирать свои немногочисленные вещи.

— Нет, — мотнула я головой. — Можете отвезти меня на улицу Комарова? Я там скажу куда.

— Конечно, как скажете, — ответил Леонид и забрал у меня тощую спортивную сумку. Я смотрела на проплывающие мимо окон дома, магазины, стихийные рыночки, людей и ощущала нечто такое до боли щемящее. И оно становилось все мощнее, чем ближе был район Антона, при каждом торможении на светофорах я едва сдерживала импульс выскочить из авто и рвануть бегом. И конечно же Леонид меня и без всяких подсказок привез к самому входу в подвал, где располагался зал, хотя я то думала сначала домой к Крапиве заехать. Но сейчас разгар дня и он, вероятнее всего, на работе.